Я положила ему каши с салом,
купленным в городе, и посмотрела за окно, где разыгрывалась
настоящая буря. Надо бы саженцы высадить… Они занимали большую
часть кухни.
На следующее утро погода так и не
наладилась и я, собравшись, направилась в лес. Конечно, нормальный
человек никогда бы не пошел в лес по такому дождю, но я была не
просто человеком. Точнее, я и вовсе не была человеком.
Впрочем, тут этого никто не знал – и,
даст бог, не узнает. Тихо выскользнув из задней двери, я
проскользнула за огородом (мало ли, может, я в туалет пошла?!) и,
перемахнув чисто символическую ограду между начинавшимся лесом и
моей подраставшей картошкой, скрылась за деревьями. Только здесь
смогла вдохнуть полной грудью. Прижалась к березке, принимая ее
тепло, постояла, ожидая пока вспугнутый лес снова погрузится в
дождливую сонную дремоту. Когда птицы вновь начали петь, а
муравьиная дорожка восстановила свое течение через мою руку, я
открыла глаза, оглядывая мир измененными зрачками.
Не слушайте тех, кто говорит, будто
оборотни живут в лесу. Как же. Лес – это природа. Нечто
естественное, древнее и могучее. А когда ты по желанию (и иногда
против оного) выворачиваешься наизнанку, ничего естественного в
этом нет. Поэтому лес относился ко мне настороженно – гораздо более
настороженно, чем к обычному человеку. Я была не нормальной. Не
такой, какой должна быть.
Именно поэтому большинство оборотней
живут в городах – где и так слишком много неестественного, чтобы
заметить еще и их. Они иногда сбивались в стаи – хотя в большинстве
случаев жили по отдельности. Некоторые и вовсе переставали
перекидываться, жили как обычные люди, разве что умирали раньше
других. Некоторые поддавались зверю внутри себя – и питались
человечиной. Раньше их нещадно преследовали и убивали, теперь же…
Как найти одного оборотня в огромном мегаполисе? Нас не так уж
много, не говоря уж о том, что мы редко общаемся и никакие радары
на нас не действуют.
Многие оборотни, выросшие в городах,
сегодня не смогут отличить одну траву от другой. Они распознают
сотни видов бензина, машинного масла, но не смогут отличить крапиву
от лопуха. Их нюх стал бесполезен для них.
Меня воспитывала бабка. Не эта бабка,
а по линии отца. Мать убили охотники, отцу-человеку не было до меня
дела и она забрала меня к себе – в деревню. До шестнадцати я росла
там, пока материнская кровь не дала о себе знать огнем в венах. Я
сбежала с байкером, долго скиталась по стране, едва не спилась,
пытаясь заглушить зов крови. И едва не убила человека.