Гванук убрал бумаги, бодро выскочил на крытую галерею и застучал
каблуками по доскам, оббегая большой дворец, ставший ныне казармой
сразу для нескольких рот Головорезов. Красиво ниппонцы обустраивают
свою жизнь. Скромно, но красиво. Вот и эта галерея сделана была с
любовью, каждая деталь плотно подогнана, всюду украшена резьбой или
росписью. Не засмотреться на это было просто невозможно… так
адъютант и влетел в тучного Ивату, который неудачно вывернул из-за
угла.
Толстяк Даичи Ивата, как всегда, шел в невообразимо роскошном
расшитом халате светлых оттенков. В левой руке у него находился уже
надкусанный жареный рисовый пирожок, а в правой – какой-то свиток,
куда писарь пялился и, конечно, ничего вокруг себя не видел.
Влетел в него Гванук максимально неудачно: пихнул плечом прямо
под левый локоть, отчего пирожок смачно ткнулся в дорогущий халат
сочной яркой начинкой. Тот испуганно дернулся, вскинул глаза,
опознал щуплого адъютанта, которого многие в замке воспринимали не
иначе, как слугу генерала… Толстяк резко рассвирепел.
– Ты! Мышь слепая! Смотри, куда бежишь, бестолочь! А если бы на
свиток попало! – и Даичи Ивата метнул измятые остатки пирожка в
обидчика.
Гванук такого совершенно не ожидал, дернулся слишком запоздало,
и бесформенные объедки вскользь прошлись по его щеке. Ощущение
гадливости наполнило юношу, щеки запылали, а руки сами собой
сжались в кулаки.
– Чего уставился, щенок! Пошел прочь! – и Ивата с размаху пнул
мелкого чосонца по ноге (куда ему выше!).
Попытался пнуть. На этот раз Гванук был наготове и решительно
применил все уроки, полученные от Ариты и Звезды. Левая нога не
дернулась вверх, а сначала пошла вправо, как бы убегая от удара. А
потом уже круговым движением поднялась и вернулась в ту же точку.
Каблук злобно цокнул по доске.
Толстая нога Иваты пробила пустоту, писаря занесло, и тот едва
не упал, восстанавливая равновесие.
– Ах, ты щенок! – Даичи потянулся сальной рукой, чтобы убрать
досадное препятствие со своего пути.
«Щенок – это будущий Пес, – с улыбкой успел подумать адъютант. –
Неплохо. Чахун бы одобрил!».
А вслух сказал другое:
– Ну, давай. Попробуй, толкни, – и положил руку на кинжал.
Кинжал, подаренный ему самим генералом.
Жирная рука замерла. В бегающих заплывших глазках явно бегала
неуверенность. «Неужели решится? Неужели вынет кинжал?» – кричали
они.