— В курсе, — мрачно согласился
я.
— Даже если вдруг она скажет, что
сделала добровольно, что это бунт против воли отца, что по своей
воле…
— Соглашусь, — кивнул я и собрался с
мыслями. — Не простят, дядя. Но пока рано паниковать. Для начала
давай-ка посмотрим, что у тебя в патронташе.
— Где? Кто?
— В пальто! Пробирки покажи.
Кажется, у меня есть план…
Минут пять рассматривали его
коллекцию, где я заприметил пару очень интересных пробирок.
Переспросил — мои предположения
подтвердились, он рассказал, что есть.
И тогда более-менее мы решили, что и
в каком порядке будем применять.
— Ну, вот и славно. Тогда собирайся,
времени нет. А я подлечусь пока…
— Точно подлечишься? — насторожился
я.
— Да точно! Вот это вот выпью.
Делать мне больше нечего, чтобы на тебя снова «Паралич» тратить,
дорогой он…
Дядя вытащил маленькую колбу с алым
содержимым и опрокинул в рот. Содрогнулся, скривился, по его плечам
пробежала сине-зелёная вспышка, призыв элементаля состоялся, и в
следующее мгновение ссадины на его лице, оставленные моими
кулаками, побледнели, а потом и вовсе исчезли. Дядя сразу
взбодрился, выпрямился. Хотя, похоже, пару ребер я ему-таки
сломал…
— Ну, так-то лучше будет, —
пробормотал дядя.
Некоторая часть вспышки
распространилась и на меня — разбитые кулаки и ушибы конечностей у
меня тоже мгновенно исцелились. Ну, спасибо и на этом.
Пока дядя лечился красненьким, я
вытащил Семецкого из туалета, и перенес тело на его кровать. Сложил
ему руки на груди. Встал над ним, задумался. Что я еще могу
сделать? Кажется, у него мать и сестры остались. Сообщить им? Вот
они обрадуются-то…
— Всё время их кто-то убивает под
горячую руку, — пробормотал дядя, доставая свой пистолет-пулемет
из-за кровати и вставляя в него подобранный магазин. — Невезучий
род.
Я угрюмо покосился на дядю, и он
развивать мысль не стал. Вместо этого он спросил:
— Ты как? Готов уже? Идем.
— Я хочу его похоронить, — произнес
я, глядя на тело Семецкого.
— Чего? — удивился дядя. — Ты же его
терпеть не мог. Я же знаю. Нашел друга, блин.
— Он жил со мной рядом. Я за это в
ответе, — упрямо ответил я.
— За что? — нахмурился дядя.
— За то, что он умер.
Дядя поморщась раздраженно покачал
головой:
— Ты племяш, слишком много на себя
берешь. Не мы такие, жизнь заставляет. Ну, да, я понимаю, ты
молодой еще. Порывистый. Неопытный. Повзрослеешь и сам все
осознаешь.