- Да, но…
- Далее: ты пишешь, про Поле
Смерти здесь, у кремлевских стен. Видано ли такое?
- Но ведь было! Помните, когда в нем
сгинули трое дружинников?! А если бы можно было пойти туда – и
выручить их…
- Разве не было сказано наставником:
запомнить сказанное – и молчать! А почему так было сказано?! Да
потому, что словами своими человек сам кличет беду! Не поминай,
прости господи, Поле – оно и не появится! А не сам ли ты призываешь
беду своими бреднями? – отец Никодим хмурился все больше, густые
брови его смыкались у переносицы, ноздри сердито раздувались. –
Помнишь ли, как сожгли колдуна, туман призывавшего?!
- Ну, при чем здесь?... – слабо
улыбнувшись, пробормотал Книжник, запнулся. Он вдруг понял,
что наставник не шутит. – Вы что, правда, считаете, что…
- Тебя на что грамоте учили?! – отец
Никодим склонился над сжавшимся семинаристом, вид его стал грозен,
слова – зловещи. – Известна ли тебе сила того, что пером
написано?!
- Это же просто старые отчеты – со
слов дозорных, - растерянно проговорил Книжник. - Я
только комментарии делаю. Вот: я предположил, что при
определенных условиях этих дружинников можно было
спасти…
- Из Поля Смерти?!
- А почему бы и нет?
- Ересь!
Отец Никодим славился среди
семинаристов как мистик и мракобес, да только всерьез это
обстоятельство Книжник не воспринимал - до этой самой секунды. А
наставник нависал над ним, потрясая смятыми в кулаке листками, и
голос его становился все более громок и страшен:
- Не много ли ты на себя берешь,
отрок, не слишком ли высоко влетел?! Иль похвалы наставников
вскружили тебе голову?! Ты что же, возомнил себя и ученым, и
воином, и князем? А может, ты решил вольнодумство свое
распространять среди прочих, умом не окрепших, и для того ведешь
еретические свои записи?!
- Это всего лишь мысли…
- Всего лишь мысли?! А по моему
разумению – так это самая настоящая крамола, а крамола, обличенная
в записи – крамола вдвойне! А знаешь, что бывает за
крамолу?
Книжник судорожно сглотнул. Он
прекрасно знал, что такое крамола, и что за нее бывает в суровой
кремлевской общине. Ему просто в голову придти не могло, что его
могут поставить в один ряд с изменниками – и это всего лишь за
робкие мечты! Но наставник всегда прав, и теперь свою правоту он
вбивал ослушнику хлесткими ударами туго свернутых берестяных
листков – по растерянному лицу, горящим ушам, растрепанным светлым
волосам…