— Ну ты
чего, Василь, — хохотнул Сомов, — чай, не грязь подноготную
сопровождаешь, а благородную особу. Понимание надо
иметь!
С этими
словами он попытался отвесить мне крепкий подзатыльник, от которого
точно бы из глаз искры полетели, но я успел.
Слово.
Мыслеобраз.
Едва
заметная преграда по форме черепа возникла в сантиметре от затылка
и приняла на себя весь удар.
Захотелось
наплевать на все правила хорошего тона и заставить этого козла,
скажем, отгрызть себе язык. Чтоб трепался поменьше. Если б вокруг
не кишела тьма-тьмущая ищеек, я бы не удержался. Убеждая себя, что
пока рано наживать себе врагов, я стиснул зубы и побрел ко
входу.
Митасовы,
может, по местным меркам и не очень родовитые, но отношение к ним
все-таки оказалось получше, чем к простолюдинам. С «закутком» —
клеткой размером два на два я так и не познакомился.
— Слишком
много претендентов на место, ты опоздал, — пискнул бесенок,
устраиваясь у меня на шее и сжимая нос лапой.
Обычно его
манера такие фокусы проделывать меня бесила, но сейчас я был даже
благодарен — из «закутков» немилосердно несло. Даже на серных
озерах в Аду запашок поприятнее будет.
Около
получаса я просидел на жесткой лавке в «приемке», пока Сомов
заполнял всякие бумаги. Пашпорт, к слову, так и не вернул.
Интересно, а не нарушает ли это какие-нибудь местные законы.
Впрочем, толком об этом подумать я так и не смог — от духоты и вони
в голове мутнело, вокруг гомонили и переругивались офицеры, да еще
кто-то не переставая хлопал тяжелыми железными
створками.
Наконец
Сомов появился из угловой двери и сухо сказал:
— Вставай,
пошли.
Я
подчинился. Мы вышли и двинулись по извилистому коридору, который
вывел к двери с табличкой. На табличке ни должности, ни звания,
одно только имя.
Покровский
Сергей Вениаминович.
***
Сергей
Вениаминович при моем появлении почти не подал виду. Так, бросил
быстрый взгляд и продолжил что-то строчить на желтоватом листке
бумаги. Сомов пихнул меня в спину, и я прошел к рабочему столу.
Уселся на стул с неудобно выгнутой спинкой и осмотрелся.
Комнату
Покровский занимал просторную, по площади как полтора десятка
«закутков», но больше ничего не говорило о том, что в ней заседает
большой начальник. А то, что он был большим начальником, даже дурак
бы понял. Тут и там теснились стеллажи, забитые под завязку пухлыми
папками, слева на стене висела потертая карта со множеством
значков. В углу, справа от стола, притаилась грифельная доска, на
которой еще остались следы полустертых записей. На столешнице среди
разносортных бумаг стоял телефонный аппарат, но такой, какие в
нашем мире сохранились разве что в музеях. С корпусом из цельного
куска черного камня, тугими витыми проводами и тяжелой трубкой. Из
окна за спиной Покровского на стол падал свет. И падал свободно —
на нем одном в здании не было решеток.