И я даже не
удивился — мимо такого хрен прошмыгнешь. Роста в Покровском было не
меньше двух метров, весом он тоже перевалил за сотню кило. Синий
мундир туго обтягивал налитые мышцы — кабинетной крысой его точно
было не назвать. Лицо крупное, но изборождённое морщинами. Седые,
но густые волосы были напомажены и зализаны назад, виски коротко
подобраны. Эк, стиляга-то для своих годов.
— Ух ты,
глянь, какая блестяшка! — запищал пронзительный голос мне в самое
ухо.
Я
поморщился.
— Что
тебе?
Бесенок
захлопал крыльями, с трудом пересек стол и угнездился у начальника
на груди.
— Сюда
смотри! — заверещал он.
Вот будет
потеха-то, если сейчас с него чары спадут, и невидимость рассеется.
Этот великан прихлопнет как муху и даже не чихнет.
Я
прищурился. Справа на мундире начальника висел значок. Голова
хищной птицы, больше похожей на сокола. Вместо глаз — два черных
драгоценных камня, на загнутом книзу клюве серебряная
окантовка.
— Как
думаешь, сколько за него в скупке дадут? — мечтательно
поинтересовался бесенок? — Меньше, чем две тысячи четыреста мер, я
бы не заплатил! Штучная работа!
Я напрягся
и послал ему вдогонку:
— Если
стащишь, потом в скупку уже тебя принесут. По частям.
Угомонись.
— Скучный
ты, — обиделся бесенок, но от значка отлип и больше со мной не
заговаривал.
И очень
вовремя, потому что Покровский как раз закончил писать. Он поставил
на бумагу штамп и подал ее Сомову, стоявшему в ожидании.
— Ваня,
отнеси это Ямпольскому, пусть подпишет, и завтра разошлем
ориентировки. А я пока с юношей побеседую.
Сомов
кивнул.
— Слушаюсь,
Сергей Вениаминыч. Разрешите идти?
—
Ступай.
Хлопнула
дверь, и мы остались наедине. Сергей Вениаминович откинулся в
кресле и повертел в пальцах очиненное перо. К разговору он
приступать не особенно торопился. За спиной все так же хлопали
двери. С улицы доносились оживленные голоса — лоточники наперебой
предлагали пироги и газеты. Желудок вновь закрутило спазмом. Черт,
да сейчас даже черствую корку из кармана сгрыз бы.
— Я тебя
опередил уже, — заявил бесенок.
Ну,
конечно. Когда дело доходит до того, чтоб набить брюхо, он никогда
не ленится.
— Имя, —
коротко сказал Покровский.
Я поднял
глаза к потолку. Припомнить бы его еще в точности…
— Митасов
Марк-Андрей Александрович III, — сообщил я.
Покровский
хмыкнул и провел ладонью по седеющим каштановым волосам.