Тьюи сказали ему, что это душевное
смятение скоро уляжется, а новые знания и умения придут в гармонию
с его сознанием, что теперь он умнее и могущественнее всех людей,
какие только есть в мире. Но это не радовало Ойно… нет, теперь
Бхулака. Вернее, слово «радость» ни в малейшей мере не могло
описать владевшие им сейчас чувства. Их бы никто не мог описать,
потому что ни один человек не помнит самого важного события в своей
жизни — момента своего рождения. А человек по имени Бхулак только
что это и сделал — родился заново.
В его памяти всплывали картины
невероятных домов, где с ним творили невозможные вещи. Ему было
больно, очень больно. И страшно — много раз казалось, что он
умирает, уже умер. Больше всего это было похоже на расчленение его
тела на тысячи кусочков, а потом сборку его заново. Но он знал, что
подобное происходит со всеми избранниками духов, и терпел. А теперь
с мимолётным любопытством подумал, куда исчез этот глупый парень,
которого звали Ойно, который так хотел вырваться из Аратты, перечил
матери, боялся великой старейшей…
Но что толку думать об исчезнувшем.
Теперь он Бхулак и должен сделать первый шаг на своём новом пути.
Хотя это оказалось трудно.
— Ты будешь пастухом всех людей, —
сказали они ему.
Но разве об этом он мечтал, разве к
тому стремился?..
Он стоял на том же месте, откуда тьюи
забрали его (впрочем, он уже понимал, что-то были не сами боги, а
лишь их неодушевлённые слуги). И он откуда-то точно знал, что с тех
пор прошло пять дней.
И ещё он знал, что именно должен
сделать прямо сейчас, но почему-то медлил. Наконец, повернулся в
сторону посёлка, шагнул — раз, другой. И пошёл, всё быстрее.
Ерати, уже почти смирившаяся с
исчезновением и почти наверняка гибелью последнего сына, вскрикнула
хрипло и коротко, словно птица над Местом смерти, когда заскрипела
входная лестница и Ойно предстал перед ней живым и здоровым.
Но… разве это был её Ойно?.. Внешне
он оставался таким же, каким и уходил несколько дней назад. Но
когда он взглянул на мать, она увидела в его глазах другого
человека — чужого и страшного.
Он ужаса прикрыв рот рукой, она молча
смотрела на преображённого сына. Кажется, тот понял её
состояние.
— Не бойся, мать Ерати, — голос,
несомненно, был его, но Ойно никогда не говорил таким тоном —
уверенным и каким-то приглушённым, словно он сдерживал в себе
огромные силы, опасаясь выпустить их наружу. — Теперь всё станет
правильно.