— Дал жару сегодня, — усмехнулся один. — Не помню, чтобы такое
бывало, как взбесился.
— Сучки давно не было, — ответил другой, и все четверо грубо
расхохотались.
Гермиона поморщилась и, дождавшись, пока мучители уйдут, сделала
шаг к шатру.
— Так-та-а-ак! — раздался насмешливый приятный голос. Гермиона
вздрогнула, обернулась, тут же натыкаясь на того самого мужчину в
роскошном фраке. — А вот и подружка для нашего волчонка.
Тихие шаги. Где-то там, недалеко, раздавался смех, аплодисменты,
а перед ней лежал без движения спящий зверь.
— Учтите леди, — всё так же насмешливо говорил владелец цирка, —
сейчас он в самой опасной стадии. Средство сильное, но мало ли. Мне
пора завершать представление.
— Благодарю, сэр, — сдержанно ответила она. — Я буду находиться
на достаточном расстоянии.
Мужчина ухмыльнулся в свои роскошные, лихо подкрученные усы и
покинул шатёр, скрывавший клетку.
Гермиона присела на стоявший рядом деревянный ящик и просто
смотрела. Красивая серебристая шерсть волка поблёскивала в
умеренном свете слабой лампы, свисавшей с потолка шатра. Его
дыхание было ровным, но довольно частым, словно зверь только что
мчался куда-то изо всех сил. Как же ей было его жаль! Даже несмотря
на то, что его приоткрытые челюсти демонстрировали белоснежные
острые огромные клыки, от которых мороз пробегал по коже. Ей
хотелось погладить его, провести рукой по мягкой шерсти, усмирить
его волнение. Каждый раз, когда зверь непроизвольно приоткрывал
глаза, она вздрагивала в ожидании, что вот сейчас он вскочит,
попытается броситься на неё, но Гермиона тут же напоминала себе о
цепях, которыми Вервольф за передние лапы был прикован к
клетке.
Она и не заметила, как в море размышлений прошло три часа.
Кажется, Гермиона уже начала дремать, когда он глубоко вздохнул.
Девушка вздрогнула и вся напряглась в ожидании. Но зверь не пришёл
в себя. Он лишь задёргал лапами, его веки стали часто трепетать,
спина выгнулась.
— Малфой… — с состраданием выдохнула она, наблюдая, как длинная
шерсть становилась всё короче, обнажая его тело, как
деформировались лапы и он весь.
Мученический рык и ворчание зверя в какой-то момент сменились
глубоким грудным стоном, и её сердце замирало от невыносимо
болезненной картины — израненного обнажённого тела мужчины,
лежащего на животе, уткнувшись лицом в пол, застеленный сухими
чистыми опилками. Он лежал без движения ещё около часа, и у
Гермионы было достаточно времени, чтобы изучить каждый шрам на его
спине, ягодицах, ногах и руках.