Так не хотел идти на ужин, но эти жирдяи так удивились, что я не
голоден, что устроили допрос, пошли Паркинсон нажаловались. Она
влетела, как фурия, начала дополнительный допрос. Я плюнул, сделал
вид, что всё как обычно и пошёл в Большой зал.
Грейнджер уже была там, сидела возле полной тарелки, уткнувшись
глазами в книгу. Ни разу не взглянула, Поттеру и Уизли не отвечала.
Она всё испортила! Всё! Она это знает!
Не хочу её больше знать. Не хочу видеть. Почему так плохо?
Кажется, эта писанина не помогла.
Маленькая клякса прозрачной каплей расплылась на последнем
слове.
23 декабря.
Почти два месяца не видел этот блокнот. Я, в конце концов,
мужчина, я — Малфой, и не должен сопли распускать. Перечитал
написанное, и от самого себя противно. Что за идиот это писал? Я
что, был под Империусом? Из-за какой-то девчонки! Вот болван!
26 декабря.
Похоже, что болван. Зарёкся ведь его открывать. Перечитал снова.
И делаю отвратительный вывод. Я хочу обратно, в Хогвартс.
Перед каникулами казалось, что уехать домой — это как
освободиться из Азкабана. Не видеть эти мерзкие рожи. Этого
очкастого Поттера и его рыжего дружка, а тем более эту
предательницу. Выкинуть, как ненужную вещь. Отдохнуть. Думал, все
эти горы подарков, праздничный рождественский бал, гости, друзья —
это всё, что нужно. Будет просто хорошо, потому что я дома.
Но всё теперь не так. Не так, как было раньше. Дома хорошо,
спокойно, тихо, родители с утра до вечера расспрашивают об учёбе, о
друзьях. Но я не могу рассказать им всё. Никогда ещё такого не
было. Отец всё спрашивает про Поттера — с кем дружит, как учится,
какие у него отношения с профессорами. Это бесит, но я говорю всё,
как есть. Что он болван и друзья у него полные ничтожества.
И всё равно хочу вернуться. За эти два дня понял, что привык к
тому, что Грейнджер мне больше не друг. Привык, что она не говорит
со мной, не здоровается. А если случаются стычки с Поттером, она
всегда на его стороне. «Не обращай внимания, Гарри! Не смотри на
него, Гарри! Не отвечай, Гарри!» Какая умная! Я бы уже двадцать раз
превратил его во что-нибудь очень мерзкое, если бы не она.
Я вдруг почувствовал на второй день каникул, что не видел её
больше суток. Стало интересно, чем она занимается, о чём думает.
При этой мысли стало жутко, но теперь не могу от неё отделаться. Не
могу выкинуть Грейнджер из головы. Думал, что забыл, что ничего не
осталось кроме злости, ведь она предала меня, предала нашу дружбу.
И вспомнил, что, пока не выпал снег, она каждый день ходила на
стадион. И не всегда, чтобы летать на метле.