Пели песни и лабали
На гитаре и трубе,
А когда уже решили,
Что поспать бы нам пора,
То опять зверя и стали,
Как начертано судьбе.
Но сказал нам с Петькой Котя:
Не грустите, пацаны!
Ведь теперь людские рожи
На всю жизнь доступны нам!
Сможем мы теперь работать
С человечьей стороны,
А что звери мы - так что же?
Звери мы лишь пополам!
Мало ль что у гражданина
Заведётся в головах?
Там бывает, тараканы
И чудовища живут!
Так что наши мол личины
Не ущербные в правах!
Поднимай, братва, стаканы,
Выпьем местный мы вермут!
Хряпнули на посошочек
И отправились пешком,
Сели Петька и Котишка
Снова на спине моей.
Мы с собой везли горшочек
С тем бульоном на потом,
Да бурдюк мы с тем винишком
Взяли, чтобы веселей.
Долго жаркую пустыню
Я пешком пересекал,
Мираж воды однажды
Нам попался на пути,
Но такой приют павлиний
Больше нам не попадал,
Так что, мучаясь от жажды,
Продолжали мы идти.
И когда мы, обессиля,
Еле-еле уж ползли,
Увидали впереди мы
Серебристый блеск реки.
Закопались в мягком иле,
Да напились, как могли,
А потом, устав вестимо,
Спать легли прям на пески.
Я вчера превратился в мужчину
И я так замечательно пел,
Что обратно по этой причине
Превращаться почти не хотел.
Я такие брал тонкие ноты,
Что душа трепетала в груди,
И я понял, что новой работы
Я могу ожидать впереди.
Петушиные связки прекрасны,
Я пел блюзы и кукареки,
Но теперича понял я ясно:
К совершенству пути нелегки!
В человечьем прикиде я новом
Захотел было жить навсегда,
Но услышал я разума довод,
Что мне кур не топтать никогда.
А без этого жизнь не мила мне:
Эти милые куры мои
Как скупцу драгоценные камни,
Как берсеркеру Свейну бои!
Человеческих кур не умею,
Не обученный их я топтать,
А к тому же гораздо сильнее
Мои крылья привыкли летать,
Потому, когда месяц скатился
За барханы, и утро взошло,
В петуха я опять превратился
И моё наваждение прошло.
Попрощался с любезною Павой,
И Павлину пожал я крыло,
И спокойный, овеянный славой,
Зваскочил я Ослу на седло.
Много бед мы в пути претерпели,
Много наших потратили сил,
Но в конце мы их преодолели
И нас встретил наш батюшка-Нил.
Рассказал я другу Снорри, как мы взяли тот Париж,
Что на моря побережье свои стены возвышал,
Но в ответ мне друг смеется: мол, неправду говоришь!
Ведь Париж - он не на море, а на Сене возлежал!
Я про сено сам не против, дома с Астрид мы вдвоём
После пира в сеновале кувыркаемся всегда,