Премьер-министр умолк, взволнованный собственными словами. У него на миг даже перехватило дыхание от волнения при мысли, что он – такой руководитель, от замаячивших впереди великих событий. Возможно, подумал он, вот так же чувствовал себя Уинстон Черчилль, когда призывал людей к великим свершениям. На секунду он подумал о схожести своей судьбы с судьбой Черчилля. Неужели это не ясно? Остальные, полагал он, могут этого и не заметить сейчас, хотя позже, конечно, заметят.
– Я говорил о предложении, которое сделал мне президент Соединенных Штатов сорок восемь часов назад. – И сделал паузу. Затем отчетливо и взволнованно продолжил: – Предложение состоит в том, чтобы заключить Акт о союзе между нашими двумя странами. В него войдут: полная передача обороны Канады Соединенным Штатам; роспуск канадских вооруженных сил и немедленный их набор в силы США под присягой на верность; открытие всей канадской территории для военных маневров сил США и – самое главное – наискорейший перевод всех ракетных пусковых баз на дальний север Канады.
– Бог ты мой! – произнес Каустон. – Бог ты мой!
– Одну минуту, – сказал Хоуден. – Это еще не все. Предлагаемый Акт о союзе предусматривает также таможенный союз и совместную внешнюю политику. А во всех остальных областях и в других, особо оговоренных мной, наша национальная независимость сохраняется.
Он придвинулся ближе к овальному столу и уперся в него кончиками пальцев. В голосе, когда он заговорил, впервые послышалось волнение.
– Как вы сразу поймете, это страшноватое и радикальное предложение. Но должен вам сказать, что я тщательно его взвесил, представил себе все последствия, и, с моей точки зрения, это единственно возможный для нас курс, если мы хотим выйти из предстоящей войны и остаться государством.
– Но почему таким путем? – сдавленным голосом спросил Стюарт Каустон.
Министр финансов никогда еще не был так взволнован и озадачен. Такое было впечатление, будто вокруг него рушится старый, давно установившийся миропорядок. «Что ж, – подумал Хоуден, – он рушится для всех нас. Так бывает с миропорядками, хотя каждый человек считает свой мир прочным».
– Да потому, что другого пути нет, как и другого времени! – Слова вылетели из уст Хоудена как пулеметная очередь. – Потому что жизненно необходимо подготовиться, а в нашем распоряжении всего триста дней – может быть, если Богу будет угодно, чуть больше, но ненамного. Потому что время робости прошло! Потому что до сих пор на всех совещаниях по совместной обороне перед нами стоял призрак национальной гордости, который парализовал нашу решимость, и он будет стоять перед нами и парализовать нас, если мы снова попытаемся прибегнуть к компромиссам и залатыванью дыр! Вы спрашиваете меня, почему таким путем? Да потому, что нет другого!