Я оглянулся по
сторонам.
Вокруг как-то всё слишком
мирно. Белый снег, яркое солнце слепит в глаза. Я на какой-то
большой поляне в лесу. И форма не та, в которой… умирал. А я именно
умирал!
— Здраво я головой приложился,
Димон. А когда снег выпал?
— Я не люблю, когда меня
Димоном…
— Громкость убавь, Димон.
Когда снег выпал? — повторил я.
— Уже три месяца лежит.
Надоело лопатой работать на стоянке. Ты вообще помнишь, что
произошло?
— Вертолёт взорвался… вроде.
Летел я куда-то. Остальное в тумане всё, — ответил я, взяв снег и
приложив его к шишке. — А чё на тебе такая форма? И где
оружие?
— Мда, ну ты Клюковкин и
шандарахнулся, — посмеялся Дима. — Что Советская Родина дала, то и
ношу.
— А в каком году тебе форму
выдали?
— Как в каком? В этом. В 1980
м.
Стойко перевариваю услышанное,
сидя задницей в снегу. Проверяю нагрудные карманы. Нахожу
удостоверение личности и читаю, как меня зовут: Клюковкин Александр
Александрович, 1957 года рождения.
Я продолжал смотреть на
фотографию в удостоверении личности. С виду документ особо не
отличается от того, что мне выдали на выпуске в лётном
училище.
Человек на фото очень похож на
меня. Что за реинкарнация такая?!
Я смотрел по сторонам и с
каждой минутой понимал, насколько всё реально.
Через пару минут на поляне
появились машины. Первой по бездорожью «скакал» ГАЗ-69. Я таких
«козликов» видел только на картинках. Следом за ним ещё два
автомобиля — вполне себе современные УАЗы «Таблетки».
— Клюковкин, давай вставай.
Это Батя. А с ним Хорьков ещё едет, — подбежал ко мне Дима и начал
поднимать с земли.
— Ты чего пристал? Кто это
такие? — спросил я, отталкивая своего первого знакомого в этом
мире.
— Хочешь, сиди. Заодно и самое
ценное себе отморозишь, — сказал Батыров.
Я и так уже собирался встать.
Достоинство нужно не только иметь, но и беречь.
— Ладно. А то и, правда,
простужусь. Так кто это такие?
— Да так, ничего особого.
Командир полка и начальник штаба, — с иронией ответил Дима и махнул
рукой.
Какой-то он удручённый,
нервный и совсем не командирского склада. Наверняка, либо проявил
себя в теории, либо кто-то его «продвинул». И теперь он переживает,
что про него скажут родственникам.
— Главное, что живы, а с
аварией разберёмся, — шепнул я, когда рядом с нами остановились
машины командного состава.
— Конечно! — цокнул
Димон.