Lapsus memoriae[1], однако…» и выскочил в
приёмную. Пора было мчаться на лекцию.
– Вообразите, Эрдман, совсем забыл,
что старина Джейкоб отбыл на воды. Держите ключи, дружище! Моя
библиотека к вашим услугам, но не забудьте закрыть кабинет до
того, как уйдёте на дежурство, а не после, не то
опять всё прошляпите…
Молодой человек, поспешно поднявшийся
из-за столика, за которым просматривал журнал сегодняшних
посещений, покраснел.
– Простите, профессор, больше этого не
повторится.
– Знаю-знаю и всегда на вас
рассчитываю. Ну-с, хорошего вам вечера, дружище!
Эрдман почтительно поклонился
стремительно удаляющейся профессорской спине, подбросил на ладони
тяжёлую связку ключей, всего от двух дверей – лаборатории и
профессорского кабинета, но увесистых, будто отлитых из свинца.
Когда-то, осваивая охранные чары, мистер Диккенс чуть
переусердствовал, вот и получился интересный побочный эффект. Но
переделывать работу не захотел, оставил как память.
Молодой человек сердито посмотрел на
ключи, словно именно они были виноваты в его прошлой оплошности.
Зажал в кулаке, потряс:
– А вот закрою все двери сразу, прямо
сейчас, и дело с концом, да?
Захария Тимоти Эрдман, эсквайр,
завершающий обязательную после Университета практику в госпитале
святого Фомы, в отличие от своего
начальства был холост. Однако склонности к бурным развлечениям,
свойственным его годам и свободе, не имел, зато обожал рыться в
книгах, погружаясь в чтение настолько, что полностью пропадал для
мира. Оттого-то он особо ценил возложенную на него миссию по
вечернему обходу больницы. Ведь в перерыве между завершением
дневных работ и началом обхода он дорывался, наконец, до самого
желанного: чтения! И уж тогда ничто его не отвлекало.
Его собственные книжные запасы из-за
скудости средств были невелики, а столичная библиотека с читальным
залом закрывалась рано. Зато в профессорском кабинете всегда ждал
необъятный книжный шкаф, любезно предоставленный ему в пользование
хозяином, с единственным условием: рыться в книгах лишь в
отсутствии Диккенса. Ибо тот терпеть не мог, когда в его сокровища
закапывался кто-то ещё; но, движимый тягой делиться знаниями, шёл
на компромисс с собственной фобией.
Оттого-то Захария был готов и дневать,
и ночевать на службе. Однако неделю назад с ним случился неприятный
казус, вызванный книго-одержимостью: зачитавшись почти до рассвета,
он настолько одурел от бессонницы, что, уходя с поста, забыл
закрыть кабинет. Книгу-то он поставил на место, затем машинально
вытащил связку ключей из кармана, потряс ею… задумался над
прочитанным и столь же машинально вышел, просто прикрыв за собой
дверь. Очень неудобно получилось. С той поры молодой человек держал
себя в руках, дав зарок прекращать чтение, едва услышав полуночный
отзвон на колокольне соседнего аббатства.