Шут вздрогнул, когда в ноги ему
ткнулся пушистый широколобый кот. Дымчато-серый, с умными зелеными
глазами – он был одним из множества кошек, привечаемых в Чертоге и
призванных сокращать поголовье грызунов. Впрочем, этот откормленный
баловень портних едва ли гонялся за крысами, которых во дворце
всегда водилось в достатке. Шут наклонился и, улыбнувшись коту,
ласково почесал его возле уха. Тот заурчал и еще настойчивей
принялся ластиться к Шутовым ногам, щедро осыпая свою длинную
шерсть на темные штаны гостя.
– Попрошайничаешь, Бархат? – Шут
быстро распрямился, когда мадам Сирень возникла рядом. А портниха
подняла кота под брюхо и бесцеремонно выставила на карниз за окно.
– Поди лучше погуляй, бесстыжая морда.
Ткань неизвестного господина Бужо
оказалась темно-песочного цвета с теплым золотым отливом на свету.
Достаточно плотной для осени, немнущейся и крепкой.
Дорогая ткань. С тех пор, как Шут
попал во дворец, ему никогда не шили дешевых нарядов.
– Ну вот… Такой костюм оттенит твою
кожу и подчеркнет цвет волос. – Госпожа Иголка довольно улыбалась,
обернув его куском материи. – Чудо как хорошо! Ты везунчик... Ткань
редкая, из Заморья.
Кожа у Шута была светлая, как и у
большинства жителей королевства, а непослушные лохматые волосы –
того редчайшего оттенка, который в народе называют «солнечное
серебро». Они походили на выгоревший к осени ковыль, подсвеченный
утренними лучами, и будто испускали едва уловимое сияние, неизменно
привлекая внимание зевак. Во всем городе такими волосами больше
никто не мог похвалиться, да и в других краях – поди сыщи. Заезжие
гости короля всегда дивились, увидев Шута впервые.
Он с волнением посмотрел на
портниху:
– А успеете? До конца лета уж рукой
подать. – Шуту очень хотелось появиться на балу Первой Осенней Ночи
в новом наряде.
Госпожа Иголка фыркнула:
– Ты бы еще позже пришел! – Но, когда
Шут трогательно сложил ладошки на груди и сделал свой собачий
взгляд еще красноречивей, лишь рукой махнула. – Да не волнуйся.
Успеем.
Остаток дня Шут провел в
библиотеке.
Он любил это место. Ряды книг,
уходящие до самого потолка, цветные витражи, пылинки, парящие в
звонкой прохладной тишине. Под высокими сводами любой звук
растворялся, подобно капле, упавшей в бескрайнее озеро: шорох
страниц, тихие голоса, шаги редких посетителей… Мудрость,
накопленная стенами библиотеки, казалась Шуту терпким вином, с
годами приобретшим особый изысканный вкус. Обитатели дворца не
особенно чтили ее своим вниманием, и это было хорошо. Каждый раз,
закрывая за собой дверь в этот чертог знаний, Шут чувствовал, что
оставляет за порогом все дрязги, интриги, сальные шутки, жеманные
улыбки, всю эту ложь и суету. Он с ногами забирался в большое
кресло у высокого стрельчатого окна, откуда была видна входная
дверь, и мог сидеть в нем часами, листая пожелтевшие страницы
бесценных фолиантов.