Одиночество ее уже не пугало, давно свыклась со своим вдовством и радовалась вышиванию, чтению, если позволяли глаза, и редкому общению со старой подругой. Розалия Ивановна вымыла полы, оглядела придирчивым взглядом комнаты и осталась довольна увиденным. Елочка по-прежнему волновала душу детскими воспоминаниями, когда счастье было (но было недолгим), а душа летала безмятежно. Свечи уютно потрескивали и пахли особенно тепло воском и медом – их привозили в церковь пасечники. На кухне красовался только что вынутый из печи пирог – латышская ватрушка с творогом называлась «Дайле». Была помоложе, готовила холодец из карпа, рыбную запеканку из сельди или трески, серый горох со шпеком – традиционные блюда латышской кухни. Спасибо Марте! В хорошие времена позволяла себе и символ благополучия и достатка – красавицу-утку или индейку по ее же, Мартиному, рецепту, но не сейчас. Глинтвейна и «Дайле» будет достаточно.
Снега в тот сочельник Господь не дал, но это ли огорчение? Давно уже не нужно было этого внешнего антуража, потому что счастье – оно в душе. Удивительное спокойствие и умиротворение испытывала Розалия Ивановна и, обратив свой внутренний взор к сердцу, понимала, что, несмотря на все жизненные сложности, у нее есть все, для того чтобы быть счастливой.
Она растворимый кофе не признавала – как бы тяжело не было, всегда находила копеечку на настоящие зерна. Вначале перемалывала ручной кофемолкой, а потом – купленной по случаю, лет десять назад, электрической кофемолкой, которая значительно облегчила ее жизнь. Руки были уже не те, так что помощь в виде научно-технического прогресса подоспела вовремя. Медная джезва была рассчитана на одну чашечку – именно то, что нужно. И удовольствие себе доставить, и врачей послушаться. Был и еще один грешок: любила к завтраку чашечку кофе с кусочком хорошего сыра, но не сейчас, пока нельзя.
Накинув старое тяжеленное пальто с ватином, пережившим все изменения в моде и верно служившее хозяйке вот уже не одно десятилетие, Розалия Ивановна, взяв в руки любимую чашку, ступила на шаткое крыльцо и вдохнула ночного воздуха. Чашка была старой, купленной по случаю в рижском комиссионном магазине. Винтажная – сказали бы сейчас. Ее родственники уже давно ушли в небытие, а эта, самая стойкая, по-прежнему радовала хозяйку и подходила ей по характеру. Белая, на изящной ножке, с нежно-голубыми цветами и тремя розовыми бабочками. Ручка, когда-то золотившаяся, сейчас уже потеряла свой блеск и потрескалась, ну так это только потому, что ею пользовались чаще, на зависть соседкам, стоявшим и скучавшим на кухонных полках.