Песня оборвалась резким одиночным ударом в барабан, на мгновение
повисла тишина, которая тут же взорвалась криками и аплодисментами.
Сейчас мы играли старые песни, всем знакомые. Люди не слишком-то
любят новое, им надо некоторое время, чтобы привыкнуть к звучанию,
и мы всегда начинали со старых треков.
— Гибель Народа Емь! — прорычал я, объявляя следующую
песню.
Начиналась она с замысловатого гитарного соло, и я, поставив
ногу на монитор вопреки просьбам организаторов, высекал ноты в
самом конце грифа, пока Миша медленно бил в барабаны, словно
забивал гвозди в крышку гроба.
Где-то вдали сверкнула молния, оглушительный раскат грома стал
аккомпанементом для песни, и я ухмыльнулся. Соло закончилось,
начался взрывной припев, который толпа хором скандировала вместе со
мной.
Народ был уже достаточно хорошо разогрет, группы, выступавшие
перед нами, отлично постарались. Мы тоже выкладывались на полную.
Только для этого и стоит выходить на сцену. Никогда не понимал
артистов, отрабатывающих номер как какую-то повинность. Все эти
люди перед сценой пришли, чтобы ты поделился с ними своим
творчеством, может, в надежде взять автограф, сфотографироваться.
Мы всегда работали с полной отдачей, и наши фанаты это знали и
ценили.
Песня кончилась длинной барабанной сбивкой и эпичным соло на
бас-гитаре. Начали падать первые крупные капли, ливень обрушился на
аэродром внезапно, как удар хлыста, но никто и не думал
расходиться. Раз уж мы вышли на сцену, мы доиграем сет во что бы то
ни стало. Однажды я, почти как Закк Уайлд, разбил пальцы в кровь,
но концерт доиграл. Гитару потом пришлось отмывать спиртом.
— Смерть! И Слава! — заревел я в микрофон, бешеным
взглядом окидывая толпу зрителей.
Первые ноты были знакомы всем нашим фанатам, и они заорали в
такт песне под стремительное молотилово Мишиных барабанов и рёв
гитар. Эта песня была одной из моих любимых, и у меня вновь
побежали мурашки по спине. Воздух, казалось, был наэлектризован до
предела. И хоть я был уже с пивным пузом и больными коленями, я
вновь почувствовал себя шестнадцатилетним пацаном, вышедшим на
сцену в косухе не по размеру, занятой у друга, и с неисправной
гитарой, которая нещадно фонила, стоило только на миг отпустить
струны.
Чистый, неподдельный кайф.
Вокруг всё сверкало и громыхало, дождь лил как из ведра, а я
орал в микрофон свою лучшую песню, глядя, как беснуется толпа,
вымокшая до нитки, но продолжающая прыгать у сцены. На мгновение
мне даже подумалось, что вот он, пик, лучший момент моей
музыкальной карьеры.