Ну
что же, сиди не сиди, а идти и изображать комсомольское рвение
надо.
Я
мрачно вздохнул и уже собирался вставать, как давешний скрежещущий
звук появился опять. Он то нарастал, то отдалялся. Одно скажу – он
был какой-то тревожащий, вызывающий страх, что ли, от которого
хотелось заткнуть уши и спрятаться под одеяло.
Я
покрутил головой, прислушиваясь. Но так и не смог понять, откуда он
доносится. Настроение вконец испортилось.
–
Генка! – передо мной материализовался Енох, немного померцал, но,
видя, что я не особо обращаю на него внимание, ворчливо сказал, –
что случилось? Чего ты такой сердитый?
Признаваться про стенгазету не хотелось:
сперва он поможет, или подскажет, зато потом начнутся все эти
язвительные подколки и шуточки. Поэтому я отмахнулся:
–
Да звук какой-то странный, не пойму.
–
Что за звук? – мгновенно насторожился Енох.
–
А ты разве не слышал?
–
На что он похож? – прицепился Енох.
Пришлось объяснять:
–
Царапающий такой, но при этом как будто нагнетает страх, – развёл
руками я. – Точнее даже не совсем страх, а такое, знаешь, тревожное
беспокойство…
–
И сердце от этого звука трепещет мелко-мелко? – уточнил
Енох.
Я
кивнул, с недоумением.
–
Это же крадник! – всплеснул руками Енох.
–
Что за крадник? – не понял я, – очередное привидение?
–
Примерно так, – хмуро сказал Енох и тон его при этом стал изрядно
озабоченным.
–
И что он делает? Он злой? Убивает? – принялся закидывать
призрачного скелета вопросами я.
–
Да. Да. Да, – коротко ответил Енох, а затем вдруг спросил, – а
откуда звук шел?
–
Да я сам не пойму, – задумался я, – пытался определить и не
смог.
–
Плохо, – покачал лысой черепушкой Енох и провалы глаз его
выразительно блеснули, – шел бы ты отсюда, Генка. Работы тебе разве
нету? Вон экзамен очередной на носу. Иди уроки учи.
С
этими словами он замерцал и испарился.
А
я решил внять его предостережению и не задерживаться, поэтому
ретировался оттуда быстро.
В
коридоре спального корпуса меня поймала Наташа:
–
Генка, – немного замялась она, – я вот спросить хотела…
–
Спрашивай, – удивился я.
Раньше Наташа обычно меня не замечала. При
встрече кивала в ответ и всё. Правда, один раз, на заседании СТК
она заступилась за меня, и даже целую речь толкнула. Но, как я
понял, это из-за того, что Наташа в принципе боролась за
справедливость. Теперь же она сама со мной вдруг завела
разговор: