— Любопытная какая, — сверху раздается смешок, и Ян забирает у меня рубашку.
Молча я зацепляю пальцами край его черной футболки и пытаюсь задрать ее.
— Эй, чудо, я не буду устраивать стриптиз, потому что ты уснешь в середине процесса. Да и денег у тебя нет, на халяву не работаю.
— Покажи… — хриплю, предпринимая еще одну попытку.
— Ручки свои шаловливые попридержи, — он с нежностью перехватывает мои ладони и присаживается на корточки рядом с диваном. Морщится, но тут же берет себя в руки. — Ты как вообще?
— Ничего не понимаю.
— Я бы удивился скорее обратному.
Мы смотрим друг другу в глаза, и в какой-то момент у меня по щекам начинают катиться слезы.
Если бы Яна там не было, если бы он не захотел сегодня посетить клуб, если бы мы разминулись хотя бы на минуту…
7. Глава 7
Я опять оказываюсь на кровати, только на этот раз под одеялом у меня толстовка Яна.
— А почему я проснулась раздетой? — вкрадчиво интересуюсь, пока Костров разглядывает покачивающуюся на системе иглу, которую я выдернула.
— Потому что мне ночью приспичило, а ты не могла сопротивляться, — абсолютно ровно отвечает, поглядывая на мою руку.
Шутит, ясно.
— Даже не думай, — я отползаю подальше и прячусь под одеялом от покушения на мои вены. — Там осталось немного, я выживу без этих двадцати миллилитров.
— Ты обблевала асфальт перед клубом, мою тачку и заодно себя. Раздел я тебя, потому что воняло.
— А не одел, потому что?..
— Брыкалась как ненормальная. Я только одну руку вдену, возьмусь за вторую, так ты уже все стаскиваешь. Потом уснула, вырубилась просто в один момент. Ну я не стал будить.
— Кто мне поставил капельницу?
— Частная скорая для нарколыг. Анализы, кстати, должны скоро на почту прийти. Но там и так все понятно, накачали тебя какой-то дурью, с дозой, правда, переборщили конкретно.
— Что у тебя под футболкой, Ян? — я очень волнуюсь за него. На рубашке было столько крови…
— Пресс. Уже забыла? — поворачивается ко мне и оскаливается, ставит одно колено на матрас. — Женщина, вы меня удивляете. Ночью чуть ангелочков не увидела, а сейчас уже на мою честь покушается, раздеть хочет. Харассмент, Агата, харассмент.
— Сам ты…харассмент, — дую губы, сложив ладони поверх одеяла.
— Ути, боже мой, какая милая девочка, — произносит все это таким писклявым голосом, что у меня не получается сдержаться.