Только во снах моя мечта становилась
реальностью, только там я прижимала к груди маленькое сокровище,
ценнее которого не было на всём белом свете, украдкой воруя у
судьбы минуты материнского счастья. Только там я жила, здесь
же…
«Мяяяу…»
Заполошная кошачья серенада
возобновилась с новой силой, действуя на нервы, заставляя взять
волю в кулак и встать с тёплой постели.
— Ну, где ты, горе моё луковое? —
ворчала я, шлёпая босиком по холодному полу. — Неужели опять
закрыла тебя в чулане?
Но там кошки не оказалось, впрочем,
как и во всём доме.
Прислушавшись, я различила скрежет
кошачьих коготков по входной двери. Вот же зараза такая. И что ей
снова надо? Оставила же у порога колбасной нарезки. Маленькая, а
ест как троглодит.
За те несколько дней, которые я
прожила в деревне, эта любительница мышей ни разу не просилась в
дом на ночь, наведываясь обычно по утрам и в обед, но в этот раз
хвостатая нарушительница моего спокойствия, похоже, решила изменить
своим принципам.
Отодвинув засов, я приоткрыла дверь.
В ярком свете полной луны пушистая котофейка, наматывающая круги по
крылечку, была видна как днём.
— Чего тебе, Мурка? Совести совсем
нет! Ночь же на дворе, — отчитывала я кошку, словно та понимала, о
чём ей говорю.
Хотя не скрою, иногда у меня
проскальзывали и такие мысли. Кошка была умницей и знала правила
кошачьего этикета. Например, я ни разу не замечала, чтобы она
забиралась на стол, чего бы на нём ни стояло. А ещё вытирала лапки
о соломенный коврик у порога, и это смотрелось довольно забавно. В
общем, киса вошла в мою жизнь внезапно, но за те несколько дней,
что я прожила в деревне, обосновалась в ней основательно.
Повторное мяуканье заставило выйти на
порог. Мало ли, вдруг она поранила лапку или ещё что. Но
приглушённый детский плач, раздавшийся со стороны леса, мгновенно
выветрил все посторонние мысли из головы.
Первое о чём подумалось, что это
проделки Марка, что он нашёл меня и теперь пытается свести с ума.
Но беспокойство кошки, которая то подходила и тёрлась у моих ног,
то сбегала по ступеням и посматривала в сторону леса, говорило само
за себя — она, как и я, слышала детский плач. Причём, не
механическую запись, а живой голос. Хотя можно ли определить
подобное на слух? Умом вряд ли, а вот интуицией, ещё ни разу меня
не подводившей — вполне. Вот только оба варианта казались
невероятными — и присутствие Марка, и появление младенца.