— Иди, Бимсу, иди, — Чак настойчиво избавлялся от свидетеля по
до сих пор неизвестной мне причине. — Голубинка никуда теперь не
денется.
Бережно оторвал меня от борта, усадил на палубу в ту самую
нужную позицию: позу зародыша. Погладил по спине, будто ему было до
меня дело.
— Это ненадолго.
— Я знаю, — прошелестела я.
Думает, раз идиот - это навсегда идиот?.. И я снова буду взирать
на него влюбленным взором? Подсыпать соли ему в цикорру, как мстил
Кунст, будет мало. Но мы ведь плывем на одном корабле, да? И мы не
пленники? Возможностей много. Деревьев тут нет, что могли бы ему
меня сдать. А вот ступим на землю — и я уж с ними договорюсь,
оберну каждое дерево против Кастеллета. И они никогда, никогда не
станут говорить с таким подлецом, как этот пытающийся казаться
ласковым лис.
Ночь второго орботто, море
Духов.
Не могу сказать, что мне удалось выразить Чаку свое презрение
или хотя бы холодность. После жжения наступает "морозный откат" -
побочное действие большинства сложносочиненных микстур, коей
является также и зелье седьмого горшка: озноб, тошнота и
лихорадка.
Но лучше два часика таких мучений, чем долгоиграющие
неприятности, некоторые из которых заканчиваются смертью. Сульфат,
содержащийся в медный купоросе, например, повреждает ткани
внутренних органов. Морская болезнь вычеркивает из жизни несколько
дней.
Лучший способ справиться с морозным откатом - укутаться по уши и
попытаться уснуть. Помню, как мы с Фарром правдами и неправдами
пытались отвертеться от лекарства, а наши мамы - друид и главный
зельевар, лучшее объединение сил во всем мире - кутали нас в
одеяла, вливали микстуру и пели колыбельные по очереди.
Как бесконечно далеко то светлое время, как бесконечно далеки
наши чудесные мамы... И мы плывем прямо к ним.
Теперь меня укутывает Чак Кастеллет. Беспринципный преступник и
обманщик. В медвежью шкуру, в каком-то ином, почти что уютном месте
качающегося в темных недрах ночи корабля.
Щурясь и выбивая зубами дробь, я огляделась: розовый кристалл
мигмара ровно освещал заваленную топольскими накидками кровать,
дубовый стол, накрытый чем-то ажурно кружевным, как в лавке Ро на
прилавке "От бабули Вив с любовью". Кажется, мерчевильская
скатерть. Кресло с подушкой, картина даже. Это точно картина
Захариуса. "Сила воли". Паренек, шагающий сквозь грозу.