Здоровенный палач в красном колпаке, удовлетворенно кивнув,
пошел к следующему рычагу.
Рывок!!!
И следующий мужчина, немного за тридцать, в самом расцвете
сил, судорожно задергался в воздухе. Еще одним старшим братом у
стоящих перед эшафотом детей стало меньше… Хорошо, что осужденные
ничего не понимают и не чувствуют…
Снова неистовый рёв толпы. Так им! Так этим мерзким тварям,
предавшим Империю и Императора!!!
Буквально несколько минут назад закончилась ужасная
процедура отъема Дара у Одаренных пленников. Чтобы это сделать,
нужно приложить много усилий. Для этого нужно специальное
оборудование, ингредиенты, три высокоранговых Одаренных специалиста
и, самое главное — согласие жертвы на эту процедуру. Согласие,
которое было получено путем торга. Нечестного торга. Жизнь трех
детей в обмен на три Дара… Казалось бы — выбор без выбора, вот
только…
Палач подошел к третьему рычагу, и немного замешкался, глядя
на пожилого мужчину. После отъема Дара, который проходил вместе с
отъемом неразрывно связанного с ним человеческого разума, люди
превращались в слюнявых идиотов. Но не в этом случае. Мужчина
блуждающим безумным взглядом обшаривал кричащую в экстазе толпу,
как будто пытаясь кого-то найти.
У палача, казнившего за много лет безупречной службы так
много преступников, сейчас ощутимо тряслись руки. От пожилого
мужчины, избитого и измученного, потерявшего разум и свой Дар, всё
равно исходила какая-то странная сила, заставлявшая трепетать тело
и затмевать разум.
У князя Разумовского почти получилось то, о чем другие
Великие Рода только мечтали. И все это знали. И именно за это
ненавидели всей душой. И сейчас, как один радовались его смерти. И
в глубине этой самой души торжествовали. Он не смог! Чёртов гордец,
думал, что он лучше остальных?! Он должен сдохнуть!
— Сы-ы-ын!!! — прохрипел мужчина, на секунду вернув разум и
найдя в толпе нужное ему лицо.
— Это невозможно! Он… должен быть безумен! — за спиной
палача закричал в ужасе распорядитель казни. Его лицо покраснело от
натуги, толстые щеки тряслись в страхе, глаза были расширены от
дикого ужаса. — Действуй, собака! Убей его!!!
Но палач застыл, как будто его что-то парализовало. Он не
мог двинуть ни рукой, ни ногой, как будто неведомая сила мёртвой
хваткой держала его на месте.
— Сы-ы-ын! Нас оболгали… Честь превыше всего! Будь крепок в
вере своей! — голос мужчины непонятным образом усилился
многократно, перебив вопли толпы, которая при каждом следующем
слове умолкала… как шелудивая собака, которой хозяин сказал
заткнуться. — Не дай Роду угаснуть! Береги сестер и
отомсти…