Традиционные украшения в виде гипсовых пионеров, покрашенных
алюминиевой или какой-то иной краской под металл, присутствовали в
количестве двух, один прижимал к физиономии трубу, второй делал
вид, что бьёт в барабан. Как это по-советски! Ни трубного дудения,
ни барабанной дроби, одна видимость. Владимир Ильич также
наличествовал в виде бюста, словно мировая буржуазия
разобралась-таки с вождём мирового пролетариата, порубав его на
куски, остались только лысая голова, короткая шея и фрагмент
грудной клетки.
Нас быстро развели по отрядам, построили в линию между
безмолвными пионерами и расчленённым Ильичом. Старшая тренер
прочитала пламенную речь о правилах поведения в лагере: ходить
только строем, за ограду не высовываться, не купаться, не сорить,
не драться, соблюдать режим, слушаться тренеров пуще родного отца с
матерью. За нарушение порядка – расстрел вплоть до изгнания из сего
соснового рая с телегой родителям на работу и учителям в школу.
Хорошее всё-таки слово «лагерь», не ГУЛАГ, но, по представлению
местного персонала о дисциплине, что-то очень похожее.
Судя по тому, как переминались с ноги на ногу старшаки и
посмеивались, пожелания таковыми и останутся, действительность
выйдет иной.
После педагогической накачки прозвучало обязательное «будь готов
– всегда готов» из пионерских обрядов, хоть пацаны с нежным пушком
на верхней губе уже давно покинули пионерский возраст, а я в
компании таких же мальков в него не вступил. Затем разошлись по
палатам.
При виде двенадцати коек со свёрнутыми матрацами что-то заныло в
груди. Та же казарма. В доме на площади Якуба Коласа у меня всё же
была своя комната. Маленькая, метров шесть квадратных, если
приспичило после отбоя в туалет – риск нарваться на гневный окрик
отца, затеявшего возню с мамой под одеялом. И никакой
конфиденциальности личной жизни, ма постоянно запускала руки в мои
ящики, тетрадки, книжки, одежду. Всё равно – моя. Несколько надоел
коллективизм за две тысячи лет, тем паче что большинство
коллективов мне не доставляло радости. Например, казарма авиакрыла
ВВС США с вечным несносным трёпом, выпендрёжем, откровенным
расизмом – не только по отношению к цветным, но даже с высокомерием
к европейцам, та вообще вызывала рвотные позывы.
На их фоне общество гимнастов отличалось в выгодную сторону.
Обладатель первого юношеского разряда Игнат, как старшак занявший
лучшую койку к окну, больше ни в чём не гнался за привилегиями
дедушки-старослужащего. Младших школьников в палате оказалось трое,
им помог разместиться и застелиться, одобрительно подмигнул мне,
увидев, что с элементарными бытовыми проблемами справляюсь.