В итоге жизненные трудности я себе создал сам – где-то через
неделю.
В воскресенье накануне были танцы, слово «дискотека» пока не
вошло в обиход. Само собой, мои сверстницы позволяли дотронуться до
себя лишь вытянутыми руками, довольно смешно, танцы-обжиманцы
начинались лет с тринадцати-четырнадцати, порождая конфликты,
ревность и попытки сведения счётов. В лагере нашлась юная
секс-бомба Галочка соответствующего возраста, чем-то неуловимо
похожая на российскую звезду Кабаеву, но с вытянутым лицом и ещё не
вполне оформившейся фигурой. Она была из Гродно, то есть настоящая
«пани», в собственном понимании, хоть, на самом деле, её имя надо
было начинать с «г» в белорусском или сельском произношении как
среднее между «Галя» и «Халя». Благодаря художественной гимнастике
развила грацию, а на танцплощадке включала такую сексуальность
движений, что ей явно не хватало шеста. Естественно, от окружавших
её юнцов пубертатного периода дух тестостерона валил с такой силой,
что впору вешать топор.
В моём девятилетнем теле гормоны пока не проснулись, я не пачкал
простыни по ночам и вообще спокойно ждал времени, когда развернусь
во всю ширь своего некрупного организма.
После танцев Игнат проследил, чтоб мальки улеглись в постель,
строго сказал:
- Сегодня – никаких шляний после отбоя! Долботрахи из старшаков
будут выяснять отношения из-за смазливой шлюшки. Попадётесь под
руку – угодите под раздачу. Потом ещё от меня отгребёте по шее.
На утренней тренировке в понедельник я отработал вольные,
заслужив всего пару мелких замечаний от Александра Николаевича, и
получил свободные пятнадцать-двадцать минут ожидания, пока вся наша
группа оттрубит на ковре и двинет на брусья. Не теряя времени,
потрусил лёгким бегом по тропинке под соснами на соседнюю поляну к
единоборцам.
Разборы полётов там шли полным ходом. Не удивлюсь, если к
тренировке даже не приступили. Боксёров сдерживали их тренеры,
известнейшие Ботвинник и Коган, обоих множество раз видел в
институте физкультуры и на фото в папином «Советском Спорте».
Борцы, подпрыгивавшие от нетерпения, были одеты в куртку и трусы,
то есть самбисты. Вольники и классики стояли чуть дальше и
ухмылялись. Что характерно, у одного из самбистов красовался сочный
фингал, наполовину закрывший глаз. Но по тому как он лыбился, коню
понятно, парень вовсе не чувствовал себя побеждённым, вероятно,
накостылял оппоненту куда больше. Именно в направлении этого
забияки рвался рослый чернявый еврей Моисей, по комплекции кандидат
во взрослые полутяжи, если не больше. Он размахивал руками в
перчатках и орал: