Лет с шести мой Маугли стал достаточно сильным и уверенным в
себе, чтобы начать активно исследовать свою среду обитания. Его,
шастающего в самых разных местах Проклятых гор, все чаще начали
замечать рабы-малолетки и их хозяева, Искатели. Причем Милю
неоднократно видели и в опасных местах, где можно было пострадать
от остаточной магии, которую Искатели и дети называли «духами».
Искатели на это уверенно заявляли, что Крыс не жилец, что «духи»
его быстро убьют. Однако проходили месяцы, а Миля как ни в чем не
бывало продолжал попадаться на глаза то там, то сям.
Я так понимаю, годам к семи на Милю почти перестали охотиться,
поскольку малыш просто не давал никому ни малейшего шанса, держась
на значительном расстоянии от людей и поблизости от опасных мест,
куда он при малейшей опасности норовил убежать. Во всяком случае я,
появившись в этом мире, не заметил слишком уж настойчивой охоты на
малыша. Правда, справедливости ради следует сказать, что я вообще
мало что мог понять о происходящем в первые месяцы моего пребывания
в голове мальчика.
Однако то немногое, что мне все-таки удалось увидеть и понять на
старте моей новой жизни, впоследствии и сформировало у меня
гипотезу о том, как я мог переместиться в этот мир и почему
оказался именно в теле Мили. Я уже говорил, что пацана не раз
видели в очень опасных зонах, куда дети боялись залезать, даже если
Искатели требовали этого от них. Полагаю, что малец в одну из своих
исследовательских вылазок проник в какое-то очень опасное место и
ненароком активировал одну из сохранившихся магических установок,
результатом чего и стало мое перемещение между мирами.
Не знаю, что при этом испытал Миля — боль, страдание или испуг,
но это не отвадило его от лазания по руинам. Возможно, причиной
этому стало особенное зрение малыша, что спасало его от пресловутых
«духов». Догадываюсь, что лет с шести мальчик стал обращать
внимание на ту картинку, которую Миля, допускаю, ранее просто
игнорировал как помеху своему восприятию. Дело в том, что у
мальчика, а теперь уже у меня, два разных глаза — один левый, а
другой правый. Ха-ха, шучу. А если серьезно, то правый глаз у меня
вполне обычный, как и у всех людей. А левый — это нечто особенное.
Во-первых, левый глаз у меня намного крупнее. Во-вторых, он у меня
неподвижный, то есть, сидит намертво в глазнице. В-третьих, у него
какой-то необычный зрачок, если это вообще можно назвать зрачком.
В-четвертых, левый глаз формирует у меня в мозгу картинку
независимо от того, закрыты у меня глаза или открыты. Я всегда вижу
картинку, формируемую левым глазом, даже сквозь верхнее веко.