Хорошего настроения доктора ничто не могло омрачить, и я бы
непременно заразился его позитивом, если бы не случилось всё то,
что случилось. Собственная смерть, перенос в другой мир, да и чужое
тело, не сильно располагало к хорошим манерам.
— Ну-тес, юноша, посмотрим, — пропустил он моё замечание мимо
ушей и отодвинув служанку за талию, сменил её у изголовья кровати.
— Так-с, вверх посмотрите… За пальчиком, за пальчиком… да-с… язычок
высунем, высунем язычок… скажем: «а-а-а-а»… Прелестно,
прелестно…
Он сопровождал своё бормотание действием. Оттянул поочерёдно мне
веки. Поводил перед глазами толстым, как венская сарделька,
пальцем, заставил вывалить язык. Я послушно делал всё, что он
говорил. Закончив с лицом, док откинул одеяло и приступил к осмотру
непосредственно организма. Мял мышцы, живот, простукивал грудь,
заставил сжимать его руку. В оконцовке прошёлся резиновым
молоточком по всем суставам и остался доволен рефлексами.
— Вы знаете, любезная Лизавета Григорьевна, — обернулся к
матушке он, вытирая руки влажной салфеткой, — Всё гораздо лучше,
чем я мог ожидать. Мишенька семимильными шагами идёт на
поправку.
— Дай-то бог, Пётр Петрович, дай-то бог, — покивала головой она,
сложив руки в молитвенном жесте.
Я же его оптимизма не разделял.
Вчера не успел, а сегодня в подробностях рассмотрел своё новое
тело, и увиденное мне не понравилось. Тонкие ноги, слабые руки,
кожа бледная, словно его (Мишеньку, я имею в виду) месяцами в
подвале держали. Живот дряблый, без малейшего намёка на кубики
пресса. Силы в пальцах практически нет… Как он себя до такого
довёл? Даже странно, при таком-то отце. Неудивительно, что батюшка
его не жаловал. Хотя… может, это болезнь так сказалась. Я же ничего
не знал про инициацию…
Тем временем Пётр Петрович открыл саквояж, погремел там
склянками-инструментами, достал пузырёк и пакетик из вощёной
бумаги.
— Это принимать по столовой ложке два раз в день. А порошочки —
трижды после еды. Лизавета Григорьевна, будьте добры, проследите.
Порошочки горькие, Мишеньке не понравится, — попросил матушку док,
выставив лекарства на край комода.
— Не извольте сомневаться, Пётр Петрович, — заверила его
матушка. — Сделаем всё, что прикажете.
— Ну-тес, полноте, Лизавета Григорьевна, — деланно засмущался
он. — Мне ли приказывать…