«Он вообще, в своей жизни хоть раз улыбался?».
Я ждал вопросов о самочувствии, доброго слова, ну или что он
хотя бы потреплет меня по плечу… Этак приободрит по-отечески… Но он
лишь ожёг пронзительным взглядом и повернулся к Пётр Петровичу.
— Как скоро вы его поставите на ноги? — произнёс отец, печатая
слова, как прежде печатал шаг.
«Вот и я о чём. У него сынуля чуть не окочурился, а он «когда
поставите на ноги». Спросил бы ещё: «когда сможет служить»».
— Ну, не знаю… ваша ситуация уникальная в своём роде, — замялся
Пётр Петрович. — Видите ли, Александр Георгиевич, процесс инициации
— материя сложная. Мишенька не просто лишился магии, у него
серьёзно повреждены каналы. Мальчик просто чудом остался в живых. И
я до сих пор не уверен…
— Говорите короче, доктор! — оборвал его отец, налегая на
раскатистую «Р». — Мы с вами не на научном симпозиуме.
Тот покраснел от обиды, промокнул лысину клетчатым носовым
платком и, подумав, ответил:
— Полагаю, для полной реабилитации понадобится полгода, как
минимум. Если не год. Но это при условии тщательного ухода и
систематических тренировок. Конечно же, гарантий я вам не дам,
но…
— У вас три недели, — отрезал отец и, снова посмотрев на меня,
чуть слышно добавил: — лучше бы ты умер тогда...
С этим он по-военному чётко развернулся и вышел из комнаты. Мать
подхватилась, выбежала за ним. Сквозь тяжёлую поступь и частый
перестук каблучков донёсся их разговор.
— Сашенька, ну зачем ты так при ребёнке…
— Он уже не ребёнок, — отрезал отец.
— Ну зачем ты так. Я совсем не это имела в виду. Просто я
переживаю за нашего мальчика. Он такой слабый, такой
утончённый…
— Утончённый. — фыркнул отец. — Это всё твоё воспитание. Зря я
тебя тогда послушал. Отдал бы его в корпус, там из него быстро бы
выбили всю утончённость.
— Ну чего уж теперь, — со вздохом ответила матушка.
— Чего уж теперь?! — громыхнул отец, скрежетнул зубами, беря
себя в руки, и продолжил уже спокойнее: — Ну да, чего уж теперь. Ты
просто не представляешь величину неприятностей для Рода, для меня…
и для сына.
— Сашенька, ну ты же вхож в ближний круг. Поговори с Его
Императорским Величеством…
— Не стоит злоупотреблять благоволением государя, Лиза. Он и так
проявил величайшую милость. И потом, — голос отца посуровел, хотя,
казалось, больше и некуда, — Мой пост при дворе, это не привилегия,
но почётный долг и величайшая ответственность.