Уже в Сумах я добрался до архива и посмотрел дело, которое
завели особисты на эту женщину. В целом она не врала – был и
партизанский отряд, и медаль, вернее, было представление на медаль
от командира отряда, которому дали ход после проверки. От самого
отряда к концу войны остались два человека – один из бойцов,
который сейчас жил под Курском, и мать Орехова. Остальные погибли
во время «Рельсовой войны» августа сорок третьего – немцы тогда
лютовали страшно, не жалея сил и средств. Со вторым выжившим мать
ни разу не встречалась – или же «мой» Орехов ничего об этом не
знал.
В общем, с такой матерью неудивительно, что Орехов пошел в
пограничники, а потом согласился служить в КГБ. Я не знал, как он
смотрел ей в глаза, когда стало известно о его предательстве, но,
видимо, как-то договорился со своей совестью. Я не знал и как
сложилась судьба этой женщины – нам про неё ничего не рассказывали,
и лишь косвенно я мог предполагать, что к середине восьмидесятых,
когда Орехов вышел из тюрьмы, отбыв свои девять лет, её уже не было
в живых. То есть лет десять-двенадцать она проживет точно – из
этого я и был вынужден исходить в планировании своих действий.
Впервые я зашел к ней вечером первого дня пребывания в Сумах –
городок маленький, все друг друга знают, и если бы я её
проигнорировал, слухи рано или поздно дошли бы и до управления КГБ,
где ко мне могли возникнуть неприятные вопросы. Впрочем, всё
оказалось не так страшно – она накормила меня свежими блинами со
сметаной, рассказала обо всех соседях, которых «мой» Виктор чисто
теоретически мог помнить, их разводах, свадьбах и смертях, спросила
про уже мою свадьбу и удовлетворилась неопределенным ответом про
«работу в этом направлении».
В принципе, некоторая мизантропия Виктора играла мне на руку –
мать знала, что её сын не слишком общительный человек, что это
относится и к ней самой, и принимала его таким, какой он был. При
этом он мать по-своему ценил – впрочем, сложно не ценить человека,
который тебя вырастил, отказывая себе буквально во всём. Ну а в
моём случае всё выглядело так – я заходил к ней раз в неделю,
приносил что-то из еды, отсутствие чего подмечал в предыдущий
визит, и позволял просвещать меня о бурной жизни людей, про которых
я слышал впервые и забывал сразу же после выхода на улицу.