Но все это произошло лишь зимой 1942 года. А пока что Нину Антоновну с детьми поселили в крестьянской избе – в городе преобладали именно такие, сельские строения. Во дворе стоял большой сарай с коровой. Хозяева выделили для эвакуированных «красную», лучшую половину дома. Благодарная мама строго-настрого наказала детям ни в чем не надоедать хозяевам, не беспокоить их никакими просьбами. Собственно, все эти наставления относились к одному Алешке. Он с некоторых пор стал за главу семьи. На первых порах семья сильно голодала. Нина Антоновна вынуждена была продать всю свою приличную одежду, все украшения. Денег этих хватило ненадолго. Дороговизна на базаре была неслыханной. Тогда актриса решила зарабатывать на хлеб своей профессией. Разыскала в городе таких же, как сама, эвакуированных актеров и даже приличного пианиста нашла. Стали они выступать в местном госпитале: по палатам, в столовой. Читали раненым стихи, пели песни, иногда устраивали маленькие сценки. Денег актерам, разумеется, никто не платил, а благодарили едой с кухни.
Слух о самодеятельной театральной труппе долетел до городского руководства. Ольшанскую позвали в горсовет и предложили возглавить местный театр. Но при этом поставили жесткое условие: в течение нескольких недель подготовить спектакль на свое усмотрение. Нина Антоновна согласилась. Ценой неимоверных усилий она сумела выстроить и сыграть на сцене местного театра пьесу «Русские люди» Константина Симонова. И уже на следующий день после премьеры Ольшанскую утвердили художественным руководителем вновь создаваемой труппы. Пользуясь своим служебным положением, мама Алешки официально зачислила его на должность помощника рабочего сцены. Конечно, нарушался КЗоТ и прочие советские законы, запрещающие использование детского труда. Но кто в то жестокое время смотрел на законы…
Алешка получил хлебную карточку служащего. В его обязанности входило заливать керосин в лампы на случай выключения света по воздушной тревоге. Расставлять те лампы на авансцене и по стенам зрительного зала. За открытие и закрытие занавеса тоже отвечал четырнадцатилетний юнец, ставший в одночасье взрослым работником. Начальником Алешки был единственный рабочий сцены, Иван Степанович. (К сожалению, фамилия его не сохранилась в памяти актера Баталова.) У мужика из-за полученной в юности травмы не сгибалась нога, иначе бы его призвали в армию. К своему юному помощнику Иван Степанович относился почти по-отечески. Делился с мальцом всем, включая и табак. Повторял, что вдругорядь, конечно бы, не разрешил пацану курить. «Но коли ты, Алешка, на такой работе, то перекур для нас с тобой – святое дело».