Алмаз величиной с детский кулак лёг у самой верхней грани плиты, чуть выше чёрных ониксов. Лёг и прилип – не оторвать.
– Восемь камней, – бормотал старец, рисуя на песке посохом знак бесконечности. – Восемь печатей. Четыре печати смертельной силы, две печати глаз, одна печать сердца и... Позвольте... – Старик встрепенулся, нырнул носом в чашу, беспокойно зашарил по её дну рукой да так и застыл на месте, недоуменно озираясь вокруг. – А где же камень, что бережёт душу? Где аквамарин?
2. Глава 1. Казнить пирата
Каллас, королевский Гранд-порт
– Спешите на площадь, спешите на площадь! – заливались мальчишки-зазывалы, готовые за грош драть горло до осиплости. – Зрелище небывалое ранее! Палач уже подготовил виселицы!
– А кого поймали? – поинтересовался случайный прохожий и тут же пожалел.
Его облепили со всех сторон, и самые наглые стали клянчить монету.
– Да постойте же вы, босоногие! – возмутился прохожий, крепко придерживая и без попрошаек худой кошель. – Кого на площади казнить будут, спрашиваю я вас?
– Шайку пиратов во главе с капитаном, – протараторил самый длинный из босяков. – Дайте медяк, дяденька.
– Медяк? – возмутился прохожий. – Это по что тебе такие барыши?
– Так на площади сахарные кольца продают. Лизнуть бы. Медяк просят за дюжину.
– По случаю казни, что ль, праздник?
– Ага, – жадно сглотнул долговязый, не сводя глаз с кошеля. – Этих пиратов командор гонял-гонял по всем морям и вот сцапал.
– Хорош командор, – одобрительно закивал головой прохожий, ныряя рукой в кошель и вытаскивая медный грош. – Как, говоришь, звать его?
– Хиггинс, дяденька, – только и бросил мальчишка, вырвал цепкими пальцами монету и дал дёру. Толпа подельников ещё долго свистела ему вслед.
Узнать, в какой стороне площадь, труда не составило: все дороги вели к ней, и все жители портового городка торопились в том направлении; оттуда же доносились и шум, и гам.
Квадратная, вымощенная булыжниками площадь народа вмещала много. Место находилось всем. И чинам повыше – для них специально расставили кресла на балконе Адмиралтейства, одними окнами выходившего на голубовато-зелёное море, в древности прозванного Нефритовым, другими – на площадь, в аккурат на эшафот. И простым ремесленникам, честно оттрубившим день в кузницах и прочих мастерских: от гончарных до ткацких. И торговцам, коих в подобные дни насчитывались тучи. И даже зевакам, и беспризорникам, а ещё карманным воришкам и разного рода ворожеям.