Толкаясь, наступая друг другу на ноги, ругаясь и любезничая, толпа не сводила глаз с палача. Невиданное доселе зрелище: казнь сразу двух дюжин пиратов. Да каких пиратов! Стоит только посмотреть на толстяка в рваной майке, обливавшегося потом. Его глаза заплыли, словно окорок, подвешенный к потолку в подполе у трактирщика. Решив, что толстяк – корабельный кок, толпа переключила внимание на второго висельника. Тот был высок и могуч, руками мог разорвать цепи, вот только не цепи командора – те ковались специально для таких случаев.
– Это боцман. – По толпе пронёсся возбужденный шёпот. – Глядите, какие лапищи. Ими одними он десятерых наших уложил. Просто взял и переломил шеи.
– Скоро уже ничего не сможет переломить, – пробасил усач в широкой шляпе. – Сам с переломанной шеей в яме валяться будет, пока черви не сожрут.
– А мальчонку за что? – возмутилась сердобольная женщина, кивнув в сторону паренька лет десяти, тоже дожидавшегося своего часа.
– А командор их всех без разбора, – отвечали ей. – Что рулевой, что юнга – все одно: пират.
– Где капитан? – крикнули из самого сердца толпы, и толпа взорвалась.
Одни твердили, что капитан среди висельников, что это вон тот здоровяк с седыми волосами и шрамом на пол-лица; другие настаивали, что капитан удрал, бросил команду и сидит сейчас на необитаемом острове без пищи и воды, и медленно сходит с ума; третьи возмущались и говорили, что награбил тот в своё время много, всё награбленное попрятал, а сейчас выкопал, купил титул графа и забавляется тем, что стреляет по уткам. Какие бы разговоры ни ходили, все они склонялись к одному: капитан пиратов оказался алчным и жалким трусом.
И только мальчонка-юнга, жить которому оставалось нескольким больше получаса, обречённо косился в сторону помпезного здания Адмиралтейства, в особенности его подвалов, которые начинались на поверхности земли, а заканчивались глубоко в её недрах, а, может, и не заканчивались вовсе.
***
В тёмной камере воняло крысами, кровью и кислым вином. Любое живое существо, волей случая оказавшееся неподалёку, будь то тюремщик или таракан, уже и вспомнить не могло, когда здесь последний раз витал свежий воздух. А редкие гости, стоило им только спуститься по винтовой лестнице в подземелье, тут же стремились вырваться из цепких объятий духоты. Наверх они готовы были лететь, лишь бы вновь обрести глоток свободы. И ради такого глотка они были готовы на всё: предать, оклеветать, согласиться на любую ложь, какую только могут приписать заключённому под стражу ловкие на слог обвинители.