Высокие широкие скулы намекают на восточное происхождение. Полные, подколотые гиалуронкой, вычурно красные губы, кривятся в легкой издёвке, когда она проходится по мне внимательным, изучающим взглядом. Оценивает рост и телосложение, а вот когда останавливается на моем побледневшем лице, грубоватая линия челюсти женщины сжимается сильнее. Видимо, очень уж ей не по нраву пришлись мои изящные, как часто говорит Татьяна, «кукольные» черты лица.
— Не знала, что Макс нанял прислугу, — бросает скучающим тоном, а мне кажется, что бьет словами наотмашь, словно мокрым хлыстом. Косой взгляд скользит по моим босым ногам, а затем она направляется по-хозяйски к плите, где я пару минут назад варила пасту альденте.
— Тебе сколько лет-то, девочка? — поворачивается и агрессивно смотрит в мою сторону, крутя на указательном пальце широкое пафосное кольцо. Смахивает несуществующие пылинки со своих черных кожаных штанов и окунает меня с головой в котел своей бурлящей ненависти.
Незваная гостья хватает крышку от кастрюли и заглядывает внутрь. Взгляд такой, как будто я воровка, пробравшаяся на ее частную собственность.
— Что, язык проглотила?
Резкие слова рыжей, словно пропитаны сильнейшим парализующим ядом.
Меня раздирает пополам от боли, потому что я начинаю догадываться, кто передо мной.
Незнакомка брезгливо смотрит на прозрачную пиалу с зеленым салатом и цедит сквозь зубы:
— Это что еще за помои? — тонкая бровь высоко поднимается вверх, и она высокомерно задирает нос. – Максим хоть бы смотрел, кого нанимает. Взял с улицы первую попавшуюся…
Эти слова становятся для меня последней каплей. Я никому никогда не позволю себя унижать!
— Кто вы? — резко перебиваю, сбивая прямотой спесь с наглой дамочки. На секунду она выглядит ошарашенной.
Моя внешность обманчива, но не зря я огненный знак зодиака. Не на ту напала, дрянь!
— А ты оказывается с острым нравом! — усмехаясь, цедит рыжая, меняясь в лице. — Ты мне лучше скажи…
Прежде чем она успевает закончить, порог квартиры переступает Максим.
— Детка, почему дверь открыта?
При виде нагло подбоченившейся гостьи, с лица Садулаева, словно по щелчку пальцев, слетает обаятельная улыбка, а следом исчезают и так полюбившиеся мне ямочки на щеках.
Он бросает осторожный взгляд на меня, стоящую у плиты, беременную, босую… в его белой рубашке.