— Айнур, — попросил я. — Мы же договорились, что ты всё понял? У
Нишая не меньше аргументов сражаться на нашей стороне, чем у тебя.
Если Майман с Ичином ещё могут увести своих людей подальше в горы и
как-то выживать там, пусть и не очень жирно, то вам обоим — победа
или смерть.
Наш военачальник засопел, уткнулся в чашу и промычал что-то
невразумительное.
Слова на него действовали на час-два, а после всё начиналось по
новой. Он просто на дух не выносил Нишая и всё тут.
Это усиливало мои подозрения насчёт того, что люди Айнура были
генетически ближе к вайгальцам чем вольные племена. Вот так не
переносят друг друга только близкие родственники.
Айнур сделал ещё глоток араки и вдруг клюнул носом и сполз на
подстилку из лапника.
Похоже, ему кто-то помог уснуть. Вот только кто? Неужели
Чиен?
— Ну, теперь рассказывай, — сказал я Нишаю. — Только ёмко и по
существу. А то ночь кончится.
— Мы не можем доверять человеческому отродью! — рычал дядя.
Его слова эхом отдавались в гулком зале совещательной башни.
Очень древней. Посредине даже стоял алтарь для жертвоприношений
— пережиток неописанного в летописях прошлого. А высокие длинные
окна были затянуты не стеклом, а его магическим подобием. Предки не
знали стекла, тогда им хватало магии.
Дядя уговорил Раху сесть на трон и вытерпеть процедуру
вступления в наследники последним Городом людей, но, глядя на
оскалы членов Высокого совета, юный волколак понимал — зря
согласился.
Советники — один за одним — говорили одно и то же. Что человеку
нельзя доверять, что это дикое, необузданное и жадное до крови
животное.
Человекозвери — так называли соплеменники Раху человеков —
единственные из зверей вели войны с себе подобными.
Они убивали детей и женщин своего племени, что уж говорить о
волчатах?
Всё это Раху слышал многократно. Но он знал — Кай другой. Он не
человекозверь, а такой же, как люди.
Кай пришёл из другого мира, надел, как рубашку, чужое тело. Он —
волк в человечьей шкуре! Он здесь один! Ему трудно, а кругом
человеко-враги!
Раху зарычал, не в силах подавить гнев. Он перестал слушать дядю
и уставился в окно. Стрельчатое, затянутое разноцветной мозаикой
магического стекла.
Сквозь окно скалы Серой Гряды казались разноцветными, ласковыми
и приветливыми. Обманчивая иллюзия, ведь только серое — вечно.