Дома закончились, Април увидел
море.
Оно было тёмное и недружелюбное, шло рябью и
высокими волнами, накатывающими на берег. Вдалеке море сливалось с
небом в сочной, спелой черноте, изредка разрываемой молниями. Ветер
здесь был особенно сильный, а запах соли рвал
ноздри.
Над морем кружились чайки. На берегу, среди
валунов, обтянутых зеленым влажным мхом, бегали дети. Увидев
Априла, они остановились и стали разглядывать его. Април тоже
разглядывал их. Дети казались крохотными на фоне раскинувшегося за
их спинами моря. Крохотными и несущественными.
Април выудил из кармана штанов старые детские
перчатки. Кончики их пальцев почти протерлись. Много лет назад эти
перчатки были на руках маленького мёртвого мальчика, которого тайно
вывозили с городского кладбища в лес.
Перчатки не давали забыть, что дети рано или поздно
вырастают и перестают казаться несущественными на фоне бескрайнего
моря.
А дети на берегу вдруг стали поднимать с земли
камешки и кидать их в сторону Априла. Камешки не долетали, падали в
песок. Дети брали новые и кидали снова.
Април развернулся и пошел прочь. Вернулся к телеге,
похлопал Каджилла по плечу:
- Поехали, друг мой. Я укажу дорогу.
Он обнял Манрику так крепко, как не обнимал много
лет.
- Ты решился? – шепнула она.
- Кое-кто умеет уговаривать, - ответил Април,
возвращая детские перчатки в карман.
В этом разделе будут добавляться тексты в жанре магического
реализма, мистики, городских фэнтези
1. Полон прозрачной воды
2. Неуловимая-воображаемая
3. Я люблю Анну Ахматову
Наташа из бухгалтерии попросила
помочь с переездом. Дело было в пятницу, мы всем отделом собирались
шумно пить. В такой ситуации помогать с переездом было бы сложно.
Пришлось встать на скользкий путь выбора - либо отказаться и стать
в глазах бухгалтерии сволочью, либо согласиться и лишить себя, как
минимум, хорошего вечера.
Я к сволочам не относился. Вернее,
считал, что не относился, хотя бывшая жена Маринка любила
приговаривать, морща нос: "Ну и ско-отина же ты, Саша!". К тому же,
приходить в бухгалтерию мне нравилось. Там всегда было солнечно и
прохладно. Местные девочки поили кофе, если надо было укрыться от
главреда Шнуркова на полчаса-час. Кофе у них был со сливками и с
печеньем.
В общем, я согласился, а заодно
прихватил непьющего, но сообразительного журналиста Гошу. Гоша
пришел в журналистику из армии. Год назад он стрелял из автомата по
воображаемому врагу и писал крохотные заметки в «Российскую
газету». Потом случился внезапный душевный порыв, Гоша разорвал
контракт, собрал вещи и переехал в Петербург, чтобы стать
журналистом. Какими судьбами его занесло в нашу газету, откуда он
знал главреда, и почему вдруг в его грубой армейской душе
зародилась тяга к журналистике, мне было не интересно. Главное, что
Гоша был единственным человеком в отделе, который видел во мне
начальника. Остальные шесть человек видели во мне собутыльника.
Приятно конечно, но неловко.