В воскресенье Петр накрыл стол на заднем дворе, под роскошным
старым орехом. Съездил в ближайший поселок, закупил водки (Маринке
её любимый вишневый сидр), красной икры, готовых салатов и
маринованного мяса. Детям – мороженное и шоколадки. Гулять, так
гулять. Расчехлил последнюю заначку, по старой русской привычке, в
надежде, что дальше будет только лучше. Из динамиков автомобильного
проигрывателя пел Стас Михайлов, от которого Маруська млела и
становилась добрее. Распили первую бутылочку под жирное, горячее
мясо. Потом Петр произнес тост за будущее и, выдохнув, во всем
Маруське признался. Бил себя в грудь кулаком – признаю, виноват, но
о будущем думаю!
Скандала избежать не удалось. Маруська, хоть и опустошила
полторашку сидра, добрее не стала. Под заунывный медляк она влепила
Петру пощечину, сообщила, что он алкаш и (как и предполагалось)
пригрозила отвезти детей к тёще. Посиделки были окончены, мясо
остывало в миске, Маруська психанула окончательно и ушла на второй
этаж, спать. Раздосадованный Петр долго накручивал себя, отправился
на кухню, врубил там телевизор и продолжил пить под аккомпанемент
какой-то развесёлой музыкальной передачи. На душе скребли кошки.
Будущее представлялось серым и безрадостным.
В какой-то момент Петр достал телефон, позвонил директору и
принялся кричать в трубку, какой же директор козёл, мудак и вообще.
Из телевизора гремел концерт Ваенги, в телефоне кричали, что
вызовут полицию, Петр злился и угрожал. Краем глаза заметил
какое-то движение. Длинная тень протянулась мимо стола, к
телевизору. Повернулся, ожидая увидеть кого-то из детей или – в
лучшем случае – раскаявшуюся и всё простившую Маруську.
В дверях стояло странное существо, отдаленно напоминающее
человека: ноги короткие и кривоватые, тело большое,
непропорциональное, а на плечах крохотная шишковатая голова, лысая,
с длинным носом и кривыми зубами. Уродец был обнажен по пояс. Капли
пота стекали по желтоватой коже между складок жира и по нависающему
над ремнём рыхлому животу. Руки у уродца были длинные, худые и
узловатые. По кухне медленно растёкся скверный запах сырой кошачьей
шерсти.
– Ты кто такой? – удивился Петр, и это была последняя эмоция,
которую он вообще успел испытать в жизни.
Уродец невероятно ловко бросился вперед, взмахнул руками, будто
плетьми, толкнул Петра в плечи и повалил на пол между столом и
плитой. Телефон выскользнул из потной ладони. Петр жалобно,
по-детски вскрикнул, а уродец, навалившись сверху, нанес несколько
сильных ударов по голове и вышиб из Петра дух.