— Ты прав, — неохотно признал он поражение. — Но мы были бы.
Наверное.
Донал покачал головой.
— Ты не волнуйся, сьер Джейме, — мудро сменил он тему. — Просто
сейчас Дозору руки нужнее, чем клинки. А как одичалые опять начнут
наглеть — тебя припомнят, не сомневайся. Пойдёшь за Стену в числе
первых. А пока работай. Вам, лордам и сьерам, не мешает. Узнаете
зато, чем люд живёт, который не вы.
Джейме молча налёг на ручки мехов.
Донал был прав. Не прошло и двух недель — мучительных недель, с
мозолями и болью во всех костях — как лорд-командир Мормонт вызвал
его в светлицу.
— Бенджен Старк пропал, — сказал он прямо. — Ты лучший воин,
который у нас есть, сьер Джейме. Ты возглавишь партию разведчиков.
Дам тебе хорошего проводника, пойдёте искать их следы.
«Наконец-то», — пела душа и тело, и даже снег и слякоть не
мешали им петь. И шепоток ворон-разведчиков. И ворон, проводивший
их до развилки своим обычным криком. Он был в доспехе — плохоньком
и чёрном, пускай, но всё равно — он был при мече, он шёл на
бой.
Ночью у костра он задремал, выпив кружку сидра — захмелел с пары
глотков, непривычно. Должно быть, сидр перебродил. Стал крепче
нужного. Вороны каркали вокруг — он не совсем разбирал их карканье.
«Цареубийца и сестроёб, несёт несчастье», — что-то такое.
Он проснулся привязанный к берёзе. Рядом — никого. Только холод
и лёгкий снег, и тундра перед глазами во всей своей красе —
зелёно-красной, лилово-золотой. Верёвки были крепкими, так просто
не порвёшь. В горле было сухо. На земле валялся его меч, фляга с
водой, мешок — не дотянуться.
— Предатели! — он кричал, хотя знал, что его не слышат. — Будь
вы прокляты, предатели! Чтоб все вы сдохли! Чтоб ваши трупы
насиловали волки! Чтоб в седьмом пекле вас жарили на вертеле!
Он быстро устал кричать и обвис. Верёвки перетянули грудь,
врезались. Было больно.
«Так умирает Ланнистер. Нелепо. Нажравшись сидра со снотворным
зельем, привязанный к берёзе, от холода и жажды. Отец бы
оценил».
В глазах темнело — или на небе, он был не уверен. Верёвки уже
казались частью тела, их боль — частью бытия. Вдох, выдох, боль —
жизнь, пока она ещё есть. От боли было тепло, и он увидел Утёс
Кастерли, золотые волосы Серсеи, и маму с гребнем. «Сейчас я
причешу твою сестру, потом тебя, мой львёнок», — сказала мама. И
огонь в камине горел так ясно.