— Пожалуй, так. Но ты не только мейстер из милости. Поговорим об
этом?
— Об этом?
— О твоей... другой семье.
— Она мертва. Осталась только сестра, и я люблю её безмерно. И
если Джон не против...
— А их дети? Ты ведь знаешь, какими они могут быть. Визерис.
— Знаю, — снова прямой взгляд. — И я не женюсь и не зачну детей.
Но отнять у сестры возможность стать матерью... мой лорд, это
жестоко. Я не могу.
— Ты её любишь.
— Больше, чем себя.
— А твой отец?
— Я как-то говорил, мой лорд: я ненавижу их всех. Отца, деда,
брата... они не принесли ни мне, ни моей семье, ни всей стране
ничего, кроме боли.
— И ты скажешь, что никогда не хотел на трон. — С сомнением
сказал Нед.
— Хотел. Лет до пятнадцати, пожалуй, хотел. Устроил пир Золотым
Мечам и слушал, как они ржали надо мной, обжираясь и напиваясь. Но
прежде трона я жаждал знаний, мой лорд — и я их получил. Я узнал,
что сидеть на троне — тяжёлая работа, а я не люблю работать больше,
чем хочется. Я понял, что мятеж — это только больше крови, смертей
и боли. Страна — и люди в ней — ещё не залечили раны, нанесённые
моим отцом и братом. И Тайвином, — добавил он зачем-то. — Хотите, я
поклянусь?
— На чём?
— На чём хотите, — ответил тот и вдруг вскочил. — Там тихо!
Нед охнул, и забыв свой разговор оба побежали вытаскивать детей
из-под воды.
Старинный брачный плащ — плащ Арьи Флинт — хранил её пятно, а
рядом, пониже, ещё одно, должно быть, Лиарры Старк. Дейнерис
прицелилась и комаром, как кистью, изобразила третье — своё.
Вписала себя в историю семьи, как эти женщины, навеки, навсегда.
Брачные плащи не знали стирки, пятна крови на них были как шрамы на
груди воина: драгоценная память о прошлом, свидетельство доблести
одних и добродетели других. Украшения не хуже, чем камни или
золотое шитьё.
Идею Дени подала когда-то Косая Джо, кухонная девица:
— А кровь-то не у каждой бывает в первый раз, — сказала она,
когда обсуждали свадьбу Фины. — У многих не бывает. Но нет крови —
нет брака. В лубках-то как: порезала руку и радуйся, но в жизни
мать невесту потом осмотрит, увидит порезы — и всё, гуляй. А я что
сделала: я комара поймала, нажравшегося, и им нарисовала себе на
плащ всё как надо. Свекруха не заметила, а муж был только рад, что
я не кровила, им тоже страшно же поранить человека своим же
хером...
И с одной стороны, ей было странно думать, что можно прилюдно
надевать одежду, в которой кто-то сношался, на которой осталась
чья-то кровь (с которой, наверное, счищали чьё-то семя). С
другой... в этом северном обычае, пусть странном и неприятном,
пусть варварском, было что-то, что грело душу. Связь поколений,
связь незнакомых женщин с ней, с Дени, просто тем, что она вышла в
ту же семью, легла на тот же плащ... ну, или, точнее, лёг
комар.