Император повернулся к руководителю
Ремесленного приказа, который стоял рядом и теребил в испуге
золотую пуговицу расшитого позументами форменного кафтана. Боярин
Нечай, первый на этом посту словен, разволновался не на шутку. Он
выгрыз свое место с боем, поднимаясь по ступеням, и вот такой
залет. Это слово с легкой руки государя, тогда еще князя, вошло в
обиход прочно и заняло там положенное ему место. Рядом стоял Горан,
который сверлил недобрым взглядом и ткача, и боярина, отчего
приводил их обоих в трепет.
— Что думаешь? — спросил
Самослав.
— Думаю, государь, ножной привод надо
приделать, — сказал боярин, которому страшно не хотелось, чтобы
началось обсуждение бардака в его собственном ведомстве.
— Да, дельная мысль, — кивнул
Самослав. — Только этого мало. Подумайте, как мельничное колесо к
этому делу приспособить.
— Подумаем, государь, — склонился
боярин и бросил ткачу кошель с серебром. — Завтра ко мне придешь,
скажу, как дальше будет.
— Доли в мануфактурах на Приказ
Большого дворца перепишешь, — сказал Самослав Горану. — Всех
причастных — соль рубить на десять лет. Всех, кроме троих.
Имущество виновных — в казну.
— А тех… — Горан помахал рукой в
воздухе. — Подьячий, купец и тот, кто по голове бил?
— Повесить, — ответил император. —
Подьячего — прямо у окон приказа. Чтобы другим неповадно было.
— Слушаюсь, — склонился Горан и
вышел.
Самослав и Мария остались вдвоем. У
нее оставался один очень важный вопрос, ответа на который она так и
не получила за все эти годы. Мария повернула к мужу голову,
украшенную расшитой камнями диадемой. И она, и Людмила получили
титул августы, чем повергли в шок весь мир. Но, как говорил в свое
время император Гай Октавиан Август: «Меня не волнует, милый мой
Тиберий, что люди говорят обо мне дурно. Главное, что они не могут
сделать мне ничего дурного». Вот и ей с Людмилой никто ничего
сделать не мог, а потому они обе носили свои диадемы с
достоинством, и каждая из них втайне почитала себя главной.
Мария слегка отошла от той моды, что
сама ввела когда-то, и надела расшитое золотом шелковое одеяние с
пурпурной перевязью-лором. Этот длинный кусок ткани считался таким
же символом власти, как диадема, а потому она стала одеваться,
подражая императрицам Мартине и Григории. Ей теперь плевать на
моду, она выше всего этого. Мария, получив божественный титул, сама
почти что стала божеством, и прекрасно это осознавала.