Калинов град показался из-за леса
свежим боком своего частокола. Не бог весть какая крепость, но тут
и таких почти нет. Земляной вал, на котором стоит круглый острог из
заостренных бревен с башней-донжоном внутри, для этих мест был
неприступной твердыней. Немало соли отдал князь Крок за труды
родовичам. Поставили его на острове, который омывало два рукава
реки, и не было в этих землях места удобнее. Не обойти град Калинов
ни по воде, ни по суше. Переправа удобная тоже ведь здесь.
— Боярин! — Крок, одетый в нарядный
плащ братиславской работы, обнял Вышату и поцеловал троекратно.
Крепкий воин с обожженным ветром и
морозом лицом больше напоминал кряжистый дуб, чем человека.
Кланяться он не стал, ведь в той неформальной иерархии, что
установилась на безбрежных пространствах словенских земель, старшим
считался только князь Самослав, а остальные вроде бы как были
равны. Ну, разве что кроме сербского князя Дервана и хорутанского
Воллука, которые присягнули по своей воле. Вот таким вот удельным
князем хотел стать и Крок, забившийся в медвежий угол тогдашней
Европы, где кроме янтаря, лесов и дерьмовой погоды не было вообще
ничего.
Городок вмещал в себя едва ли
полсотни дворов, разбросанных так, как бросает зерно пахарь. Где
упало, там и выросло. До прямых улиц тут еще не додумались. Голые
дети, возившиеся в пыли, или пасшие с хворостиной гусей и поросят,
с визгом побежали к чужакам, жадно сверкая глазенками. Никогда еще
они не видели такой богатой упряжи, доспехов и телег.
— Проходи, жена угощение сейчас
соберет! — сказал Крок, заведя Вышату в просторную избу, крытую
соломой.
Топилась она по-черному, как и везде
в то время, и Вышата поморщился. Он ненавидел едкий дым, что
пропитывал все вокруг и покрывал стены и стропила крыши густой
бахромой сажи. Он уже давно отвык от такого. Печей пруссы не знали,
как не знали их и соседи — скальвы, ятвяги, курши и литва. Каменный
очаг, где живой огонь лизал булыжники, отдавал тепло быстро, и оно
улетало в дыру, что оставляли для этой цели под стрехой. Люди,
встреченные здесь, все как один, были чумазы, ведь копоть,
казалось, въедалась не только в кожу, но и в самую душу.
Молодая баба с довольно заметным
животом кликнула соседок, и на грубом дощатом столе тут же оказался
каравай хлеба, соленая рыба и олений окорок. На очаг поставили
горшки, где вскоре поспеет полбяная каша, куда для дорогих гостей
бросят толику драгоценной соли, что хранится в малом туеске. Хоть и
княжий это дом, да только соль слишком дорога, чтобы есть ее по
своей прихоти. Без нее зиму не прожить. Не баловство это и не
лакомство.