– Мне плевать на причины.
Я лгу, но у меня куда более важная цель. Снимаю рюкзак и отстёгиваю кувшин с жертвенным вином из винограда, пряностей, золотого и костяного порошков. Своей силой изменяю его и швыряю в духа. Кувшин разлетается вдребезги, вино вспыхивает, превращаясь в дымную пищу духа. Викар горд, но голод делает своё дело, его щупальца судорожно хватают сочащийся дым, впитывают. Интересно, много ли осталось людей, способных, как и я, накормить духа?
– У меня к тебе предложение, – беру клетку с куропатками.
Они жмутся друг к другу. Смотрю в чёрные глаза с лунными бликами, предчувствуя отказ: в них ненависть, сколько бы я ни кормил.
– Помоги найти принцессу, и я вновь заселю старый город.
Викар судорожно дёргается, кольца вспыхивают, смещаются, жмутся, щупальца перекатываются.
– Какую принцессу? – рокочет морской голос.
– Ты понял, какую. Не прикидывайся дураком. Ты помог увести её от меня. Хотя я клялся оставить её и королеву в живых, окружить их достойными почестями, – просыпается застарелая злость, и голос предаёт меня, повышаясь и наполняясь тягучими звуками пустынного наречия. – Она сейчас в городе?
– Сын пустыни, я не отвечу на твой вопрос, даже если применишь силу.
Он сжимается на дне котловины, поверх края выглядывает конус макушки и один глаз.
– Я не причиню ей вреда. Я хочу выдать её за своего сына.
– А твой сын этого хочет? Хочет ли этого принцесса?
– Уверен, они прекрасно поладят. И после моей смерти она станет императрицей. Разве ты не хочешь, чтобы старая кровь вернулась на трон?
– Мне надо подумать. – Викар показывает второй глаз. – А пока покорми.
Хочется рычать, но… духи они такие. Особенно этот, самый огромный из встреченных мной. Даже сила не может подчинить его полностью. В раздражении я сгребаю дёргающихся куропаток за шеи и, изменив магией, швыряю Викару пылающую призрачную плоть. Щупальца мгновенно утягивают птиц вниз. Раздаётся чавканье. Чёрные глаза неотрывно следят за мной.
Даже дойдя до границы старого города, я чувствую их тяжёлый взгляд.
Первым оказавшись на месте встречи, сажусь на кромку фонтана. Хрустальные капли мутят воду, скрывая за рябью блестящее дно. Гнев постепенно уходит, сменяясь воспоминаниями о Мун.
Что она делала в столь поздний час возле старого города?
Постепенно недоумение вытесняется мыслями о её внешности. Её упругая грудь так грела руку. А её губы – целовал бы и целовал. И обнимал бы гибкую талию, гладил бёдра – до чего соблазнительная девчонка. Интересно, за сколько она пойдёт ко мне в наложницы?