Вернувшись за стол
он с улыбкой пригубил напиток и продолжил вполголоса
говорить.
— Скажу начистоту —
ты приглянулся мне. Напоминаешь мне одного из моих
учеников. Возможно во мне говорит возраст, и потому
я стали чрезмерно благосклонен к юным заблудшим душам,
подобно твоей. Или может это божье провидение направляет меня?
В любом случае, я лелею надежду спасти тебя
от страшных заблуждений и вечных посмертных мук. Однако
я не испытываю уверенности в том, что
ты доживешь до следующей зимы. Мне и так приходилось
убеждать господина Генрика, чтоб он держал своих людей
в узде, и с каждым днем это становится все тяжелее.
Этот буйный юноша Свенд, которого все за глаза кличут
Красоткой, затаил крепкую обиду на тебя, и, боюсь, стоит
мне... недоглядеть, как он обязательно найдет способ нанести
тебе вред. — тут Ингольд состроил сочувственную мину
и по-отечески мягко тронул меня за плечо.
«Он так добр ко мне!» Так
сказал бы прежний, совсем глупый Тэмиель.
И поверил бы каждому слову. Но злой, беспомощный
и напуганный Хаген, коим я стал теперь, уловил намек.
«Если ты, язычник, не будешь меня слушаться,
я перестану тебя защищать, и тебя к херам собачьим
забьет твой новоиспеченный недруг». Не просто же так
он напомнил о своей заботе? Южане ничего не делают
просто так. В то, что я ему нужен, я верю, хоть
и не понимаю, зачем я ему понадобился.
— Чтобы вы по-прежнему
оставались на моей стороне, и защищали меня,
я должен молиться Фараэлю и отказаться от своих
богов, так?
— Не должен! Ты волен
выбирать. Только истинное и добровольное почитание будет
приятно Фараэлю, — жрец улыбался одними глазами, а всем
остальным лицом продолжал удерживать вид сочувствия.
— Тогда... Я стану молиться
Фараэлю, и буду слушаться вас, господин Ингольд.
— Мудрый выбор, мой мальчик.
Проповедник поднялся и вышел
из комнаты. Я сидел и нервничал: время стало таким
тягучим. Я наблюдал за лучиной, которая медленно тлела
и крошила пепел в плошку с водой, чтобы хоть как-то
отвлечься. Когда с меня начал сходить седьмой пот
от вереницы дурных мыслей, послышались шаги, и жрец
вернулся в комнату и нес в руках чашу
с тлеющими углями. Разместив ее на столе,
он жестом пригласил меня подняться.
— Хаген, сейчас
ты принесешь клятву Фараэлю. С этого момента
ты должен беспрекословно подчинятся воле нашего Спасителя,
а также воле слуг Его. Неповиновение святым братьям это
преступление против бога, и приговор всегда един —
смерть. А теперь внимай и повторяй за мной: «Взываю
к тебе, Фараэль, защитник людей, услышь мою мольбу...»