К моему удивлению, вскоре
к нам пожаловал Ингольд, с нескольким людьми
в таких же балахонах, как и он сам. Послушники
культа под его началом, как я понял. Он начал помогать
мне выхаживать людей, заставил тех, кто еще держался на ногах,
носить влажные повязки и регулярно пропитывать
их шалфеем. Помимо отвара из лучевика, мы начали
раздавать людям другие настои, и особенно помогало то,
что в общем котле завелись мясные объедки — легкий мясной
привкус ободрял.
Помощь Ингольда была очень кстати
и очень вовремя, и многие шли на поправку,
но далеко не все. Нейр, веселый болтливый старикан, можно
сказать, наш старейшина, не выдержал заразы и умер. Его
синее тело уволокли к остальным покойникам — времени
и сил на прощание не было. Сепп был плох, Гуннар
тоже не мог подняться, а Дагевар наоборот держался
молодцом. Старый ворчун вместе с Торли и Ортвином
помогали нам раздавать лечебные зелья.
Следующая неделя пролетела как
в бреду. Мы потеряли еще два десятка людей, молодых
больше, чем старых, прежде чем усилия были вознаграждены. Один
из первых заболевших, светловолосый парень из лагеря
у Белого рудника выздоровел. У него пропал жар,
и он снова захотел есть. Видя такой результат, Ингольд
с послушниками оставили нас и удалились, напоследок
приказав стражникам притащить нам второй котел, чтобы готовить
похлебку на всех — теперь все узники Драмунгваарда жили
у Первой шахты — у Дальних родников выжило только
четверо, и то благодаря Ингольду и его хитрым
снадобьям. Что ж, по крайней мере, он умеет
не только сжигать людей и нести ахинею.
***
Скоро все вернулось на круги
своя. Мы сгибали спины в шахте, кололи камень, таскали
тяжелые телеги, дышали пылью и ругались на скудный паек.
Но кое-что и вправду изменилось. За редким
исключением, каторжане, начали относиться ко мне благосклонно.
Ингольд, взявшись за врачевание, больше не соответствовал
образу безумного и жестокого любителя поджарить человечинку,
а я своими дерзким поведением перед стражниками,
нехитрыми целительскими навыками и отзывчивостью в помощи
заработал репутацию порядочного человека. Моя вера теперь
не сильно волновала южан.
Конечно, помогал
я не потому, что помогать мне хотелось, вовсе нет. Играть
роль сердобольного или доброго парня я был обязан, если хотел
выбраться отсюда живым. Впрочем, облегчать чью-то участь
и видеть благодарность было приятно. Я думал, что ежели
и выберусь отсюда, то подамся в целительство.
Худо-бедно-то выходит. Хоть что-то у меня выходит. Наконец-то!
Никак в лесу кто-то издох.