— Ага, — я кивнул,
но радости не испытал.
Новая жизнь, новое начало? Ага.
Я и эту новую жизнь смогу просрать в два счета,
ежели расслаблюсь. А расслабиться еще долго не удастся.
Никто не пересекает пустошь на своих двоих — только
в караванах. Дойти было бы чудом. А я уже
начинал уставать. Всего полдня прошло, а у меня уже
гудели ноги. В жизни так далеко не ходил.
Но я был не в том положении, чтобы ныть
и жаловаться. Это ради меня Хаген вызвался на такое.
Ну и для себя, конечно, насколько я мог понять.
Он вообще был не из нашей деревни, появился зим
двадцать назад без монеты в кармане и с тысячью
историй. Уж тогда он был немолод. Сколько ему сейчас?
Пятьдесят? Шестьдесят? Самый старший среди старейшин, если
не считать Осрунга Белоглазого. Тот вообще древний.
Холодно. Начинает мести, и как
пить дать, разойдется настоящая вьюга. Как же мы там без
огня не замерзнем? Одной настойкой греться
не станешь — окосеешь, заснешь, и привет, Неведомый,
мы в гости.
— Старейш... Хаген!
— Чего тебе?
— А как мы без костра
не замерзнем на пустошах?
— Поставим копье твое, накинем
полотнище поверх, кольями закрепим, и будем внутри дышать
по очереди, пока другой дозор несет. Ну и настойка
поможет, ежели нутро совсем сведет — он похлопал
по бурдючку на поясе.
— А чего мы лук
не взяли?
— Ты что ли стрелять
могешь?
— Я нет, но...
— Некого в пустошах
стрелять. Потому и набрали столько вяленого мясца —
только на нем и продержимся. — Ты топай давай,
не переводи дыхание.
Оставшуюся часть дня мы прошли
в молчании. Не сказать, что я был сильно
против — идти стало тяжелее. Темнело, снег усиливался. Ступни
и кисти рук закоченели. И я уже не нес,
а опирался на копье. Как же он так весело
чешет, в его-то годы? Деревья выросли из точек
и заметно приблизились. К закату должны дойти.
***
Я придвинулся к костру так
близко, что языки пламени лизали нос. Нос был не против —
хоть сопли оттают. К тому времени, как мы дошли
и устроились, солнце уже зашло, и с нами стала
ненавязчиво знакомиться пустошь: снег мерно валил и шипел над
костром, не давая ему сил разгореться, а порывы ветра
пробирали даже Хагена — видно было как он морщился, пока
мы сооружали подобие палатки.
Я разрывался между желаниями
забраться поглубже в палатку к Хагену и желание
сидеть рядом с костром. Ветер, или холод? Огонь выиграл.