Брат одобрительно фыркнул, скрыл
улыбку за шарфом и двинулся обратно в чащу,
не оборачиваясь. Двигаясь размеренно и тихо,
он вскоре скрылся из вида, и я снова остался
один. Было приятно, что он зашел попрощаться. Этого
я не ожидал. Здорово было бы, наверное, когда-нибудь
вернуться и снова увидеть их. Мать, с которой
я так и не повидался перед уходом. Еще раз
потормошить хмурого братца, даже посидеть рядом с отцом,
наверное. Но не представляю, что должно случится, как
я должен измениться и чего добиться, чтобы это произошло.
Пустые фантазии. Нужно держаться настоящего. Я уставился
на пятно солнца за облаками и прикрыл один глаз.
Лениво наблюдал за падающими снежинками. Только задремав
я услышал хруст прорываемого наста. Хаген возвращался
с каким-то объемным свертком в руках.
— К тебе кто-то приходил?
— старик остановился и оглядывал следы, уходящие обратно
в сторону деревни, прежде чем присел со мной.
— Берсигримм.
— Ясно-ясно, — пробубнил
старейшина, раскладывая содержимое свертка по нашим
сумкам, — суровый мальчишка только на вид, а сам
серде-е-ешный. Ладно, теперь все на месте. Подымайся —
первый день самый долгий.
— Что ты принес?
— Узнаешь, — старик
нахмурился, — Все, хватит болтать. Пойдем.
Кажется, старик забыл захватить
с собой хорошее настроение. Поди-пойми, чего у него
на уме. Хотелось расспросить его, но, оценив его настрой,
я решил обождать с вопросами. Случай поговорить еще
представится. Я оперся на копье, встал на ноги
и последовал за ним.
Мы продолжили идти вдоль русла
реки, оставив за собой остатки редеющего леса. Шли молча,
берегли дыхание. Хаген вышагивал впереди, поглядывал на небо
и покряхтывал под тяжестью припасов — к сумке его
добавился тюк с колышками.
— Мальчик, видишь деревья там
вдалеке?
Я прищурился и заметил едва
различимые темные силуэты, ближе к горизонту.
— Вижу, старейшина.
— Это край земли носготов.
Раньше тут даже жили люди, пока торговцы забредали сюда чаще раза
в год. Последнее место, где мы сможем посидеть
в тепле у костра — на пустошах дерева
не найти, а стало быть, и огня не развести.
И теперь можешь не называть меня старейшиной —
просто Хаген. Дальше будет все равно, кем мы были раньше.
Здорово, а? — он обернулся и скорчил ехидно-веселую
гримасу, отчего его лицо изрезала целая стая глубоких морщин.