Каждый послушник должен чтить своего
наставника, и посвящать все время свое для заучения молитв, дабы по
истечению сроку послушания, когда вера его
будет проверена, стать жрецом, и славить истинного покровителя
людей, Фараэля, как верный слуга его.
Каждый жрец, особливо ежели
не при божьем храме свою службу несет, а в миру, аки
проповедник, обязан помимо молитв знать ритуалы Огня, как для служб
необходимые, так и в быту житейском потребные. Только
причащая люд темный к вере в покровителя и защитника
нашего, возможно народ простой отвратить от злокозненных
знахарей и колдунов, от ведьм и ведунов,
и от прочей нечисти.
Но для тебя, семпларий, этого
не достаточно. Твой путь труден и тернист, и каждую
тень, что встречается на твоем пути, ты должен разогнать
светом веры своей. Ты есть образец истинно верующего,
и свою миссию закончишь лишь на исходе дней своих, ибо
семпларий никогда не перестает постигать мудрость мироздания,
покуда ветхие останки его не примет очищающий огонь. Слово
Фараэля нести потребно и в мрачные и глухие места,
где люди едва от зверей отличаются, и в златые
дворцы господ благородных, но заблуждающихся в вере
своей. Посему
семпларий со столькими науками должен совладать, дабы невежд
иноверных поразить и на истиный путь
повернуть...
Тут я понял, что книга это стоит
куда дороже, чем я отдал за нее. Врачевание,
травничество, искусство наблюдения небесных тел, заметки
о народах, знатных родословных, записки о далеких странах
и других верованиях, порядках, ремеслах... В этой книге
не было изрядной доли подробностей, все вскользь, парой слов,
но она была обо всем. Это не могло не разжечь мою
страсть к знаниям еще сильнее.
Я читал до самого утра,
продежурив почти всю ночь. Первая глава была о травах
и целебных настоях — кое-что мне было уже знакомо
из рассказов травника, но, очевидно, познания нашего
носгота-лекаря были более чем скромными. Под утро глаза слипались,
и голова гудела от сотен новых слов —
а я то всего осилил с десяток страниц! Впрочем,
я заметил, что стал читать немного быстрее.
Проснувшись, мой товарищ застал меня
за книгой и посмотрел как на умалишенного. Ничего,
не впервой. Мы вернулись на тропу и продолжили
путь. Сеппель снова начал болтать. Я правда старался быть
внимательным и слушать, но он говорил так быстро,
перескакивал с темы на тему, и снова и снова
терял нить его мыслей. Единственное, что запомнилось, так это его
регулярные жалобы на худой сапог. Вскоре я перестал
обращать на него внимание, и лишь изредка кивал, делая
вид, что мне интересно. Ортвин отчего-то был задумчив
и отстранен, и на наш разговор реагировал вяло,
да и сам я был сонным после ночного бдения.