Надежды тщетны — похмелье
не знает жалости. Страдай, дружище Тэмиель, пожинай плоды, что
посеял вчера. Я раскрыл второй глаз. Зря! Двойной удар
световых стрел в голову был чересчур — я еле
сдержался, чтобы не застонать. Я даже руками не смог
пошевелить. Немного полежав с закрытыми глазами,
я собрался с силами и рывком сел. Тут до меня
наконец дошло, что похмелье меньшая из моих проблем.
Я больше не был в трактире. Я сидел
в зарешеченной повозке с десятком других людей. Мои руки
были связаны, а ноги — стреножены веревкой, как
и у остальных, а из одежды на мне остались
одни портки да телогрейка: ни шубы, ни сапог,
ни крааф’бара, ни сумки. Только замерзшая лужа рвоты
подле меня напоминала о том, как и где я провел
вечер.
— Ты посмотри, заблеванный
проснулся! — звонкий голос резанул слух точно ножом.
— Да чтоб тебя! Ладно,
Свенд, держи орла, твоя взяла. — ответил другой голос, чутка
пониже.
Я повернул голову и увидел
двух всадников, что ехали сбоку от повозки. Тот, кого назвали
Свендом, был молод и хорош собой, другой же был старше,
красотой не блистал, зато был могуч сложением,
и выделялся массивной квадратной челюстью
и зарубцевавшимся шрамом в половину лица. Оба были
в шубах поверх кожаной брони, лица выбритые,
а на головах у них были блестящие металлические
шлемы яйцевидной формы, с наносником. Из ножен торчали
рукояти мечей, а к крупам лошадей были приторочены
круглые щиты, на которых был изображен белый крылатый змей,
свернутый в кольцо, на лазурном фоне.
— Я ж тебе говорил, что
проснется, а ты все — откинется, замерзнет! Ты,
Эйдж, не расстраивайся, я дам тебе шанс отыграться.
Вернемся — перекинемся в кости.
— Да ну тебя
в петлю, Свенд, и кости твои туда же.
Солдат умчался вперед колонны. То,
что это было солдатская боевая колонна, я уже понял. Хаген
рассказывал, что от воинов их отличает единая форма одежд
и один цвет знамен. А еще отсутствие всякого
благородства, отваги, а также каких-либо стремлений
к доблестными ратным подвигам. Это и не удивительно:
солдат набирали из простых земледельцев, коих сызмальства
учили землю ковырять, а не мечом махать. Высокие воинские
идеалы им явно неизвестны. Солдат, как таковой, казался мне
чем-то неестественным, странным. Быть подневольным, не иметь
права оставить воинское ремесло, слепое подчинение командира, долг
сражаться ни по зову сердцу, ни из-за данной клятвы,
и не из-за сыновнего долга, а по приказу
господина, хозяина земель, на которых тебе угораздило
родиться — все это смущало меня и пугало строгостью
правил. Куда ближе по духу мне были тейны,
с их вольными дружинами свободных бондов. Это
хотя бы немного напоминало те воинские уроки, что мне
вдалбливали дома. Хотя от военного дела меня и воротит,
но все-равно душе приятней что-то знакомое. Человек ведь так
и познает мир — выискивая знакомое в неизвестном.
Я отполз к борту и вжался спиной в клетку.