— кровь и
сталь. Вольные бондам нас не понять. Я положу этому
конец.
Народы севера — всего лишь свора
голодных псов, сбитых в потрепанные стаи, а мы —
волки. И если
потребуется, я заполню Адер кровью по самые берега,
и не важно, будет ли это кровь моих явных
и безусловных врагов, или же кровь моих двуличных
союзников. Каждого, кто посмеет встать у меня на пути,
кто посмеет воспротивиться моей воле — каждого ждет неумолимое
пламя Фараэля».
Отрывок письма эрла Годдарда Бранда к младшему
сыну,
за три месяца до объявления похода против
эрла Дитмара.
Октябрь 1057
Я вдоволь насмеялся, хотя
в пору было плакать. Мое положение было столь же смешным,
сколько и паскудным, а приступ истерического смеха
добавил косых взглядов в мою сторону. Военнопленные
и другие узники, которые и так держались особняком,
теперь и вовсе избегали мое взгляда, будто можно было
от этого запаршиветь. Тем лучше. Прошлое мое знакомство вышло
мне боком. Впредь буду осторожнее. Надо учиться на своих
ошибках.
Сепп все так же вжимался
в угол повозки, кутаясь в разорванную рубаху
и баюкая разбитое лицо. Так тебе и надо, своло́та, еще
легко отделался. Стоило раскроить тебе череп, покуда была
возможность, там, в лесу. Ортвин ехал в соседней повозке:
его мотало из стороны в сторону, как мешок. Видать
досталось сильнее. Сходил проветриться, сукин сын? Эх.
Ни чутья у меня, ни мозгов. Обманули, использовали,
обобрали, и теперь вот оно — светлое будущее
перечеркнутое тюремной решеткой. И чего я ожидал?
Наивный. Глупый. Прав был Хаген — никому здесь доверять
нельзя. У всех здесь свои мотивы. Крохи бескорыстия видать
остались в моей темной деревеньке. Сизые тучи бежали
по небу. Снова быть буре. Я зябко передернул плечами.
Лес да лес один кругом. Хотя
до Драмунгваарда был все еще далеко, он продолжал расти
в размерах. Старик говорил про развалины, про чахлую деревню,
но видать все изменилось. Может быть ее уже давно
отстроили? Хаген был в странствиях давно, еще до моего
рождения. А здешние вожди явно не теряли времени попусту
и накладывали свои загребущие лапы на все, что имело
ценность. Хотя какое мне до того дело?
Мои попытки избавиться
от остатков рвоты на одежде и бороде были
не слишком успешными. История моей жизни — «не очень
успешно». Стыдо́бища. Я поднялся. Пронизывающий ветер холодил
кожу — от этого стало легче. Холодно, а все равно
теплее, чем дома. Я схватился связанными руками
за прутья, чтоб не упасть в покачивающейся телеге.
Крепость определенно была куда больше и внушительней, чем
в рассказах старика.