Здесь ведь как говорят: есть живые, есть мёртвые. И моряки. Воды
здесь боятся по многим причинам, я вам потом расскажу, а то вон
папенька изволит сердиться, что я не смотрю на него с раболепием и
благодарностью:
- Все живы, - зачем-то Примус Габий ответил на незаданный
вопрос. - Служанка Попеи пострадала больше всех.
- Ты меня защитил? - догадался я. Прислушался - бок не болит,
только какое-то тянущее ощущение есть с небольшим онемением.
Наверное, перебитые и восстановленные нейроны ещё не очень хорошо
проводят сигналы.
- Да щит в основном, - отец ничуть не смутился. - Пожалела она
тебя, парень.
- У неё копис облегчённый. А сама она - рабыня, значит без Дара.
Вряд ли разрубила бы и щит, и рёбра.
- Да что у тебя, сопли, за рёбра? Как у
воробья. А про отсутствие дара ты прав. Хоть тебе это и не помогло
бы. Забыл, что я остановил меч? Мне ли не знать, сколько силы
оставалось в ударе? Просчитался ты парень. Был бы твой щит слоёный,
как настоящий, скорее всего даже против полновесного кописа выстоял
бы. А эти, детские...
- Ты же сказал, что она меня пожалела? - я покосился на
невозмутимую женщину, надеясь понять по её реакции правда ли это.
Ничем не выдала эмоций.
- И не отказываюсь от своих слов, - отец перевёл взгляд на
брата. - Я хотел отправить Луция по заданию магистрата вместе с
десятком наших людей из охраны поместья. Но решил, что вместо него
пойдёшь ты.
- Отец! - братец вскочил на кровати и возмущённо сжимал кулачки.
Притворялся, выходит. На жалость, что ли давил? И на что
рассчитывал? Знает же, что одарённого уровня отца не обмануть.
- Ты показал себя достойно, Луций. Я уверен, что твой старший
брат будет рад, если ты присоединишься к нему, - на каменном лице
Примуса появилась едва заметная улыбка, когда он наблюдал как у
сына открылся рот: не верил своему мальчишескому счастью.
Старший сейчас в настоящем военном походе. А задание от
магистрата для вооружённого отряда - это, как правило, прирезать
особо распоясавшихся разбойников. Не сопоставимые по доблести
деяния, особенно для начала «дороги чести» будущего сенатора.
Видимо, именно туда и свернули мысли мальчишки, когда он свысока
и с порцией презрения смотрел на меня, всё ещё стоя на кровати. Да
не собираюсь я с тобой меряться ни чем:
- Что будет с рабыней... кхм... матери? - отца, почему-то так
было называть проще. А вот эту женщину матерью не хотелось называть
вообще.