Подошедшие расселись, препираясь и подначивая друг друга. Я оказалась в женской половине саней. Служанки Льетов долго возились, закапываясь под мех и суча ногами в валяных сапогах. Раз меня несильно ткнули в бок, но, видно, хозяйка сапога решила, что попала по перегородке.
Стенки саней были обиты войлоком, пол устлан лохматыми коврами. По ним щедро расстелился край бараньей полости, в которую укуталась одна из моих попутчиц. Но кому край, а мне — целая перина. Я аккуратно прилегла на неё грудью, погрузив нос в лохматое и пахучее, а когда дыхание женщины стало тихим и ровным, зарылась в кудлатый ворс всем телом и наконец согрелась достаточно, чтобы задремать.
Во сне было тепло. Во сне было лето. Я лежала на берегу моря, и в лицо мне било солнце, такое горячее, что лоб пекло, словно к нему приставили дно раскалённого чугунка. Я отодвинулась в тень. Не знаю, что её отбрасывало. Только что никакой тени не было, она появилась, едва стала нужна. Я пристроила голову на морской валун, гладкий на вид, а на ощупь почему-то шершавый и ворсистый, точно валяная шерсть…
— А-а-а! Крыса! А-а-а!
Меня дважды ударили в живот, рванули за лапу — с такой силой, что едва плечо из сустава не выдернули. А потом всё завертелось, и я полетела, глотая колючий ледяной воздух, в чёрно-белую бездну…
Чёрной была ночь, белым — снег. Он принял меня в жёсткие объятья, спеленал сыпучими простынями, не давая вздохнуть. Я забарахталась, будто неумелый пловец, и всё-таки вынырнула под лунное небо — чтобы увидеть, как удаляется маленький обоз Льетов. Растаял в ночи огонёк фонаря под задним козырьком на крыше повозки, стихло пение полозьев…
Кругом расстилалась пустыня, перечёркнутая свежим санным следом. Это не был накатанный тракт, вдоль которого, перетекая одно в другое, тянулись сёла, стояли трактиры и гостевые дома, где всегда можно найти пристанище. Куда ни кинь взгляд, серебрились бескрайние снега.
По бокам местность немного поднималась, на небе рисовались ломкие скелеты деревьев. Берега? А подо мной — замёрзшая река, по которой проложен зимник, присыпанный последним снегопадом. Льет, должно быть, решил сократить дорогу.
Большая река в наших местах одна — Норран. Течёт с северо-востока на юг, к морю. Двигаться по тракту удобнее и надёжнее, но он делает изрядный крюк, а русло Норрана идёт в сторону Альготы прямо, не петляя, почти до Искарьинска. Только с ночлегом на реке туго, постоялых дворов по берегам нет. Льетов это не пугало. Очевидно, они рассчитывали остановиться в поместье какого-нибудь знакомого богача вроде Снульва.