Я качаю головой.
— Нет. Давай-ка выйдем, Болотников!
— Зачем?
На его лице — причудливая смесь страха и азарта. Сейчас он
торопливо прикидывает, какой разговор у нас выйдет.
— Идем, — настаиваю я.
И поворачиваюсь к Тимофееву.
— Мы на минуту, Александр Сергеевич.
— Собрание через десять минут, — напоминает Тимофеев.
Я выхожу в коридор, Болотников идет за мной. Дверь соседнего
кабинета открыта, оттуда доносятся деловитые голоса.
На лице Болотникова я вижу облегчение. Кажется, он всерьез
думал, что я собираюсь бить ему морду.
— Чего ты добиваешься, Болотников? — прямо спрашиваю я. — Ты же
знаешь, что у меня есть протокол, составленный по всем правилам.
Кроме того, будут показания участкового.
— А почему же он сразу с вами не приехал? — улыбается
Болотников, показывая мелкие зубы.
И сам себе отвечает:
— А я вам скажу, почему. Не станете вы протокол предъявлять. Не
захотите Спицына с Федотовым подставлять. Так ведь?
— А если предъявлю? — прищурившись, спрашиваю я. — Тогда
получится, что это ты их подставил. А они, вроде, твои друзья.
По презрительному взгляду Болотникова я понимаю, что никакой
дружбы у них больше нет. Теперь он ненавидит Спицына и Федотова за
то, что тогда на озере они встали на мою сторону. Ненавидит до
такой степени, что готов сам пострадать, лишь бы им тоже было
плохо.
— Гнида ты, Болотников, — откровенно говорю я.
Болотников злобно скалится.
— Осторожнее со словами, Андрей Иванович. А вдруг услышит кто? Я
ведь могу и еще одну жалобу написать. А кто из нас гнида — это
правление разберется. Вот покажете вы протокол и станете ничем не
лучше меня.
Неожиданно Болотников мелко смеется.
Я возвращаюсь в кабинет.
Тимофеев все понимает по выражению моего лица.
— Не договорились? — спрашивает он.
Я резко качаю головой.
— Нет.
Тимофеев закрывает папку с документами и поднимается из-за
стола.
— Что ж, идем, Андрей Иванович.
Небольшой актовый зал полон. Люди громко переговариваются, шумно
хлопают откидными сиденьями кресел. Я замечаю Спицына и Федотова —
они сидят рядом и напряженно смотрят на меня.
Что я буду делать, если они не решатся остановить
Болотникова?
А ничего. Выговор — значит, выговор.
Переживу.
Зато поступлю по совести.
Но извиняться перед Болотниковым не стану.
Жалобу Болотникова разбирают в первую очередь. Не потому, что
это такой уж важный вопрос. Но Тимофеев понимает, как неприятна мне
вся эта тягомотина и дает возможность покончить с ней поскорее.