Мы прощаемся, договорившись встретиться на вокзале послезавтра.
У меня словно камень падает с души — если Беглов обещал помочь,
значит, все будет в порядке.
Но какой надо быть сволочью, чтобы написать такую подлую статью?
И ведь представил все так, будто сам был на картошке.
Я снова вспоминаю слова Тимофеева. Черт, он опять прав! Если бы
я сразу дал ход протоколу, который составил на Глеба — из газеты
его точно бы вышибли. И не было бы проклятой статьи.
Нельзя давать шанс подлецам, вот что. Гадину надо давить
сразу.
Я закрываю за собой дверь. Обхожу здание и заглядываю в опорный
пункт милиции. Там никого, на двери висит замок.
Получается, Павел еще не вернулся из Ленинграда? Ничего себе!
Загулял, парнишка молодой, в красной рубашоночке.
Я улыбаюсь, вспоминая вчерашнюю встречу с волосатыми хиппи в
ленинградской подворотне. И пышечную, и “Травиату”.
Как же отлично мы погуляли!
Надо передать Катерине Худояровой лекарство для Степана
Владимировича, вспоминаю я. И предупредить Трифона о том, что
послезавтра приедет генерал Вотинов.
Я иду в медпункт. По улице старуха Кокшенова ведет на веревке
козла Ваську.
— Доброе утро, Тамара Николаевна, — говорю я.
Кокшенова сурово кивает:
— Доброе утро.
Ее сухое лицо похоже на потемневший от времени иконописный
лик.
Васька при виде меня наклоняет рогатую голову, воинственно
трясет бородой и угрожающе мычит.
— Иди, ирод! — говорит ему Кокшенова, дергая веревку.
Трифон сидит за столом и заполняет карточки пациентов. Он похож
на цыгана — темные глаза, черная курчавая борода с сильной
проседью.
— Привет, Андрей! — кивает он, не отрываясь от бумаг. — Я
сейчас, погоди минуту.
Я кладу на край стола упаковку лекарства.
— Это для Худоярова.
— Хорошо, — говорит Трифон. — Передам.
Он ставит на листе последнюю закорючку и встает из-за стола.
— Снимай рубашку, — говорит он мне.
А сам берет шприц и ампулу с лекарством.
— Молодец, что сам вспомнил о вакцине. Я уже хотел к тебе
идти.
Точно! Мне ведь сегодня надо делать очередной укол —
предпоследний, кажется.
Я снимаю рубашку. Привычно морщусь, когда иголка входит под
кожу.
— Все, — говорит Трифон, протирая место укола ваткой. —
Одевайся.
В смотровой пахнет спиртом.
— Я к тебе по делу, — говорю я.
И рассказываю Трифону о болезни генерала Вотинова.
— Беглов говорит, что генерал совсем раскис. Только что вышел из
больницы, но не похоже, чтобы лечение ему помогло. Даже медицинскую
комиссию назначили, могут на пенсию списать. Посмотришь его?